Мёрэйн перед фреской святого Лери Арьендера

Момент из Дебюта Империады (когда Мёрэйн попадает в Эрендер и начинает восстанавливать свою память и историю воплощений JS). Мёрэйн в храме перед фреской одного из святых времён ранней Эпохи Раскола:

Поющая душа… Цветок из мира звёзд...
Как тих огонь лампад под полным света взглядом!
В тебе ни тени бед… А тень застыла рядом -
У ног твоих без слов, дождь в окна - вместо слёз.
Пустеет к ночи храм. Курильниц дым струится,
Улыбка ли на миг скользнула по губам?
"Когда ты на святых так долго смотришь, - мнится
Нам разное, малыш"... - "Благодарю, мадам"...
Старушка не спеша меняет масло, свечи…
Пора бы уходить, что в камне этих стен?
Дождь хлещет в витражи, ползёт тенями вечер.
Пред фреской я молчу, не в силах встать с колен.
Ты знаешь, что я здесь?! - Украдкой глажу складки
Сутаны, под рукой стена и акварель.
Ты смотришь со стены. Зелёный взгляд-загадка…
Ты смотришь на меня… Не здесь и не теперь.

(Написано сегодня в ночи, частично во сне)

---

Церро. Песня

Песня, пришедшая к Ш. и через Ш. прошлой зимой. Она сразу была названа "Церро" и отложена до того, как практика дойдет до Церро.

Это песня, в которой есть присутствие Учителя. Это облаченное в песню воспоминание - о том, как в очень непростые времена, в "цэнгэ"("трудные времена"), утратив, казалось бы, всё, что только можно утратить - Джейслин уходит из дома. Берёт другое имя, проводя жёсткую черту, за которой лишь путь вперёд, по зову Звезды, а чувства - подо льдом и не способны стать помехой. Эта песня - память о поддержке Учителя. Неизвестно пока, была ли она встречей воочию или же прикосновением к душе, говорящим "Я знаю, каково тебе. Разделим вместе эту светлую и холодную ночь чудес." Память о том состоянии, о том моменте сознания и том прикосновении, не давшем упасть.

vk.com/music/playlist/550173506_11 - песня тут

А правду ли небо надело на плечи
Как плащ тем, кто смотрит за ветреный свод?
Да, правду конечно, нить к нити построчно, слова неприметны, похожи на дождь.
И мы, облаченные в правду невидимо,
Под звёздами царственно стоим, короли без всего.
О Владыка Небес, ты нашёл меня здесь, уж прости, какой есть!
Так пройдём со мной в дом и разделим на всех
Дождевой воды чашу
Светлой ночью чудес.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Посмотри на зарю

...Бывают такие песни: каждый, кто взялся петь, должен спеть по-своему, ухватить ту единственно верную эмоцию, с которой именно он должен сказать это миру. Именно такой была "Посмотри на Зарю" - написанный в конце войны гимн Империады. Аэнгрин, естественно, его орал. Я страстно тянул, как тянут заклинательные песни. Император отрывисто декламировал. Ривер пел холодно и сдержанно.
Здесь мы его подняли и поём. Тоже все по-разному. Текст 2006-го года.

Узнать цену тому, что бесценно – многого стоит,
Когда мудрое слово стоит удара клинка,
Когда ранит больней собственных ран боль пролитой крови,
Нестерпимо горячей на бледных, холодных руках.
Нелегко поднять меч, если ты не умел ненавидеть!
Тем вернее удар и мучительней твёрдость руки.
Что творится в душе – не узнает ни враг, ни сказитель,
Когда словом холодного звона сойдутся клинки.

Пусть же знамя ведёт,
И сверкают поющие трубы!
И дорога в Рассвет
Ляжет лезвием вдаль через ночь…
Посмотри на Зарю –
Она – вечная наша Подруга!
В этом золоте плавится боль,
В этом золоте плавится ложь!

Светлые острия копий зарделись от гнева,
Яркою сталью вспыхнет молчание глаз.
Багровеющим золотом зорь опалённое небо
Отворяет врата, вызывая в преддверие нас.
К небу воздетых тонких взметнувшихся башен
Жарким предвестьем коснулся пылающий свет…
Нелегко петь, когда горизонт цветом крови окрашен –
Тем честней звучит песня, и воины уходят в Рассвет.

Пусть же сердце болит,
И сбываются громы наитий!
И отчаянный крик с песней равно уносится ввысь…
Посмотри на Зарю –
Она – вечная наша Обитель!
В этом золоте плавится кровь,
В этом золоте плавится жизнь!

Луч коснётся изрубленной стали и серого пепла,
Ветер столетий прах разметёт над землёй,
Встанут курганы цветами багрового цвета,
Были преданий сотрутся пустою молвой…
Падают тяжкие цепи кованых звеньев,
Рушатся горы, течения рек обращаются вспять.
Но солнце взойдёт в славе отзвука Песни Творенья –
Так было. Так будет. И День наступает опять!

Пусть же Вечность нас ждёт,
Размыкая ослепшие вежды,
И в осколках зеркал разбивая величье порфир…
Посмотри на Зарю –
Она – вечная наша Надежда!
В этом золоте плавится сталь,
В этом золоте плавится мир!

---

Полночь Ярниса

На часах моих полночь. Которую сотню лет.
Я не жду перемен, я не помню, как выглядит свет.
Талый снег, битый лёд, кровь по локоть и нет сигарет.
Разбомбили обоз, змей пути не вернуть обратно.
Может, небытие притворилось моим "сейчас".
Может быть, это слишком долгий предсмертный час.
Может, вовсе не я сплетаю рифмовку фраз -
Да, я тоже пишу стихи, но нас часто путают с братом.

Что я знал о себе? Знаков путаных злой язык.
Не люблю белый цвет, ненавижу полночный миг.
Моя боль - это память, а память - бессвязный крик.
Может быть, меня нет. Но для этого слишком больно.
От космического покоя до суеты -
Девять жизней, как девять врат моей пустоты.
А за линией фронта под снегом цветут цветы
У источников вод. Наступает рассвет. Довольно.

---

Снега Альтассеи той весной в наших снах

---

Я попробовал написать Эпизод с Шахматами (момент, с которого начинается линейка событий падения Иллери).
Я не могу это написать.
Вообще не могу писать об Иллери. Адеквтно. Я упёрся в то, что я его не знаю. Я даже его личность в периоды Фейнганы - не помню. А с тех пор он неслабо так изменился.
И, ессессно, это не тут случай, когда может помочь Связь /нервно смеюсь/.

---

Белый Страж. Легенда об Альнаике

Вышла песня про Белого Стража! Всем, кто о нём спрашивал и кому я обещал сказать как только так сразу - с радостью сообщаю эту новость )))
Это песня, написанная мной по мотивам легенды об

Альнаике, Страже Северных Врат.

Альнаика - река, берущая начало у вершин пиков горного хребта Белая Смерть. Название Альнаика переводится как Белый Ключ, а ещё его называют Белый Страж (тут игра созвучий). Альнаика падает с вершин в расселину между пиками, перевал, на котором стоит город-крепость - Северные Врата. Город частично выстроен на многочисленных мостах через Альнаику, на лестницах-уступах, карабкающихся по скалам над рекой, дома и улицы ступенчаты, когда смотришь со стороны (например, со стены Орденской обители, которая высится на скале чуть выше основного города), есть ощущение, что город вообще парит в воздухе над тесниной, по которой несётся белая от пены река, низвергающаяся в длинное извилистое ущелье, по которому поток бежит к подножию гор (это ущелье и используется как перевал, спуск на западную сторону хребта).
Это - единственный (из сохранившихся) путь через горы, доступный для караванов и воинств, поэтому Северные Врата (и берега Альнаики) невозможно миновать, если тебе надо пройти на ту сторону хребта. По этой причине Северные Врата выдержали немало штурмов и осад, успешно: стены там ого-го, теснина с восточной стороны очень крута и плохо подходит для военных действий, а аллорийские арбалетчики - лучшие в мире, обычно у тех, кто шёл на город, не оставалось шансов даже подойти к стенам. Но говорили также в народе, что дело ещё и в другом: на водах реки лежат древние и сильные чары. А именно - тот, кто прольёт кровь на берегах Альнаики, не переживёт ближайших Врат Зимы (тамошний аналог Самайна). Ибо воды Альнаики всегда должны оставаться белыми, на тех, из-за кого они окрашиваются в другой цвет, падает проклятие реки.
В конце великой войны, Империады Северные Врата были взяты и воды Альнаики окрасились кровью. "Властелин с ордой", который вторгся в город - падший меари, недолго наслаждался победой: проклятие сбылось. В то время уже никто в мире не помнил и не знал, что он сам когда-то, в другой жизни, был тем человеком, который заклял реку.

---

Первый кусок Империадного пролога

Святыня Пустоши

- Давным-давно был век, когда не бывало войны. Все люди тогда жили в одной стране, говорили на одном языке и почитали богов одним способом. Никто не спорил ни о чём – ни о том, как правильно молиться, ни о том, чей край лучше, ни о том, кому принадлежит какая долина. Хлеб и крупа были общими, и Хоурэ равно светил надо всеми.

...Вдали ухнул тяжёлый раскат грома. Задребезжав, жалобно звякнули бокалы на маленьком резном столике. Старая женщина посмотрела на окно, занавешенное мягкими портьерами. По волнистым складкам ткани носились багровые сполохи.
- Почему ты замолчала, нянюшка?
Старушка отвела взгляд от забранного драпировкой окна, и, словно очнувшись, посмотрела на темноволосую девочку в шёлковом платье, которая сидела, свесив ноги и слегка раскачиваясь, на подлокотнике кресла, на котором другая девочка, белокурая, помладше, прилежно пыталась совладать с пяльцами и иглой. На последних словах она подняла взгляд от рукоделия.
- Почему же теперь всё не так? Почему он закончился? Золотой век?
Женщина вздохнула.
- Нет, нянюшка. Расскажи лучше, как случилось так, что Золотой век наступил и все стали жить в мире! – Попросила старшая девочка.
- Хорошо, леди Эрмина, - няня кивнула старшей из хозяйских дочерей. – Я расскажу о Святыне Пустоши.
И начала рассказ.

- Прежде Золотого века был век стали и огня. Страшные и тёмные были тогда времена, ибо люди прогневали Владычицу, и Она отвратила от них свой Светлый лик. А, как известно, те, к кому обратится Она Тёмным ликом, - могут видеть лишь Тьму, и Серебро пред глазами их становится чёрным. Люди тогда были грубы и жестоки, ими владели страх и ненависть, невежество и злоба. Цари, один горделивее другого, вели бесконечные войны, пока наконец один из них, самый могущественный и беспощадный, не подчинил себе все земли. Он властвовал над человеческим миром от края до края и хотел, чтобы власть его и слава были вечными. Потому собрал он мудрецов со всего света и стал держать с ними совет.
«Скажите мне, - вопросил их царь, - есть ли в мире что-то, что превыше моей власти?»
И все, кроме одного, сказали ему, что не существует такой силы, а один отвечал:
«Серебро».
«Ты глуп, - сказал ему царь. - Ведь всем известно, что Серебра нет в людском мире».
«Серебро засияет для людей, - отвечал старец, - если обратит к людям Светлый лик свой Владычица».
«Что же нужно, чтобы это произошло?» - спросил царь.
«Говорят, - сказал тогда старец, - для этого надобно принести от чистого сердца жертву Владычице на алтарь святыни».
Тогда царь велел разрушить все святыни в землях людей. Высокие храмы сравняли с землёй. Алтари из золота, железа и бронзы расплавили в огне и перековали на мечи и монету. Предали огню древние книги, разбили прекрасные статуи и барельефы, разрушили старинные города и сами названия их запретили произносить вслух.
И вот однажды царь ехал через свои владения и остановился в селении по пути. И услыхал царь, как одна женщина рассказывает детям сказку о святыне, о Владычице и Серебре. Разгневанный, он призвал к себе мудреца.
«Не я ли разрушил все святыни этого мира? – Вопрошал он у старца. – Зачем мой народ продолжает толковать о святыне, на алтаре которой возможно вернуть Серебро, что сокрушит мою империю?!»
«Затем, - отвечал старец, - что, сколько бы ты святынь ни разрушил, всегда остаётся одна святыня, над которой не властен твой меч».
«Что же это за святыня?!» - В гневе закричал царь.
«Это, - отвечал старик, - Святыня Пустоши».

Новый раскат тяжело ухнул за окном. Один из бокалов покатился по столу и, упав на пол, со звоном разбился. Ударил колокол. И спустя миг ударил ещё раз... И забил, залился звоном - надрывно, не смолкая. Вот ему ответил второй, третий... Четвёртый, пятый, шестой... Эрмина побледнела. Взобралась в кресло и обняла сестру.
- Нянюшка, ты лучше продолжай, пожалуйста. Продолжай, продолжай...
Стараясь не смотреть на пламенеющие алым заревом драпировки окна, старая женщина продолжила рассказ:

- И тогда царь решил, что не знать ему покоя, пока существует Святыня Пустоши – а значит, есть алтарь, на который можно принести жертву, что станет угодна Владычице, и вернуть миру Серебро. Ведь Серебро – единственное, что превыше его власти.
«Расскажи мне, как найти и как распознать Святыню Пустоши», - велел он старцу. И старец сказал:
«Распознать её нетрудно. Свод её - чаша, наполненная светом, что ярче всех лампад, которые горят у тебя во дворце. Ковры, устлавшие её, мягче и красивее всех, когда-либо сотканных руками смертных. Пламя, что пылает в её очаге, не гаснет никогда. Чаша её алтаря всегда полна до краёв и может накормить всех голодных и напоить всех жаждущих - и тогда не иссякнет. Искать же Святыню Пустоши надобно так: выйди из ворот города и иди до тех пор, пока не дойдёшь до перепутья. Из всех дорог выбери ту, на которую укажет тебе твоё сердце, а выбрав - ступай только вперёд и всегда, что бы ни случилось, соблюдай три завета: никогда не лги, никогда не делай с другим того, что не хочешь, чтобы сделали тебе, и никогда не сворачивай с пути».
Тогда созвал царь троих лучших воинов, какие только сыскались в мире в те времена, и отправил их в дальние земли, наказав им не возвращаться, пока они не отыщут Святыню Пустоши. Долго скитались рыцари.
Один рыцарь всегда говорил лишь правду – и ему приходилось мечом защищать свою жизнь от тех, кто хотел убить его за его речи. Он ни разу не солгал и не свернул с пути – но не нашёл Святыню Пустоши.
Другой рыцарь не поднял ни на кого меча, не сказал грубого слова. Ради этого он признавал правыми всех, кто желал этого, и говорил лишь то, что хотели от него услышать. Он никогда не причинил другому того, чего не хотел бы себе, и не свернул с пути - но не нашёл Святыню Пустоши.
Третий же рыцарь стал отшельником и удалился от мира людей. Он ни разу не солгал и никогда не чинил никому зла – но не отыскал Святыню Пустоши.
Много лет ждал царь возвращения воинов, а после отправил гонцов узнать об их судьбе. Когда вести о том, что с ними сталось, дошли до царя, он сильно опечалился и разгневался, решив, что старый мудрец сыграл над ним шутку. Ибо в мире, где люди порочны, где всюду властвует жестокость и хитрость, невозможно одновременно сохранить и правдивость, и милосердие, и верность пути.
Тогда один из слуг царя сказал, что попытается найти Святыню Пустоши, потому что не верит в то, что слова о ней были ложью.
И тот человек отправился в путь, решив твёрдо соблюсти все три завета мудреца. Он ни разу не сказал неправды – и тем везде навлекал на себя гнев, злобу и презрение. Он ни разу не поднял руку и голос и не чинил козни – даже тем, кто причинял зло ему, а таких людей на его пути было много, ведь тёмные времена любят ложь и злобу и ополчаются на тех, кто бросает им вызов, служа правде и милосердию. Но, что бы ни случалось, он так и не свернул с пути – как ни пытались соблазнить его покоем, богатством, любовью или страхом. Не было никого, кто поддержал бы его на его пути. Родные отвернулись от него, друзья забыли про него, встречные били его, дети бросали в него камнями. Одни считали его безумцем и глумились над ним, другие говорили, что он дерзок, и ненавидели его. Он лишился всего, что имел, утратил даже своё имя. И каждый раз, чтобы не нарушить ни один из заветов, ему приходилось проливать свою кровь – потому что не свернуть с пути, не солгав и не применив силу, возможно было только такой ценой. Так настал день, когда он больше не смог идти дальше - потому что пролил всю свою кровь до последней капли. Тогда он упал в высокие травы и умер.
В этот миг посмотрела на него Владычица - и улыбнулась красоте его сердца. Свет улыбки Её очей согрел его душу, готовую уже войти в Огненные Врата Эшш. Возлюбила его Владычица великой любовью и попросила не покидать Её.
«Более всего хочу я остаться с Тобою и служить Тебе, - печально сказал он Ей. – но как же я не покину мир живых, если кровь моя покинула меня?»
Тогда Владычица наполнила его жилы своей собственной кровью – а кровь Её – Серебро жизни. Он открыл глаза и увидел прямо над собой высокий небесный свод - чашу, наполненную светом, что ярче всех лампад. Душистые травы покоили его тело - ковры, что мягче и красивее всех, когда-либо сотканных руками смертных. Тёплое сияние Хоурэ согревало всё кругом - пламя, что не гаснет никогда.

Огненные сполохи пылали в проёме окна. Холод шёл от каменных стен. Старая женщина устало откинулась в кресле, прикрыв глаза.
- А что же было дальше? – Спросила младшая из девочек.
- Дальше… Что, леди Линесса, дальше-то сказывать… Рыцарь Серебра ходил по многим землям и учил людей трём заветам.
- А ему верили?
- Верили. Нельзя не поверить тому, кто познал Святыню Пустоши. В землях людских тогда воцарились правда, мир и добродетель. И Владычица обратилась к людям Светлым ликом, и настал Золотой век.

Отдалённый гром канонады, умолкший было, снова загрохотал – в наступившем молчании он казался громче, чем обычно. И опять забил набат.
- Снова звонят... Уже третий раз за утро. – Эрмина закрыла лицо рукой, пытаясь скрыть слёзы. – Что с нами будет… Няня?
Сказка закончилась, и не на что было отвлечься от грохота за окном.
- Северные Врата ещё никто никогда не брал штурмом, - проговорила старушка, сама бледная, как полотно.
Мощный, оглушительный грохот сотряс воздух, занавешенные окна осветились так, будто за ними стоял столп огня. Стены и пол еле заметно, но ощутимо, содрогнулись.
- Няня!! – Линесса вскрикнула в ужасе, жалобно и протяжно.
- Что с ним стало, няня? – Быстро спросила Эрмина, прижимая к себе сестру. – Что стало с Серебряным рыцарем? Он умер? Как все?
- Говорят… - Старая женщина медленно поднялась и подошла к небольшому изваянию Владычицы в нише стены. – Говорят, он не умер, ибо Серебро вечно. Говорят, Серебро превыше любой власти, любой силы. Помолимся, леди Эрмина.
Эрмина закрыла глаза и принялась молиться.
Порыв ветра сорвал полотно с окна и весь стрельчатый проём заняло кровавое зарево пожара. Ворота пали, стена лежала в руинах. В Северные Врата вступали войска. Город горел.

---

Про Флёр, видения и восприятие песен

Алмазная пыль блестит на пальто,
Драгоценности в волосах.
Осыпают нас жемчугами щедрые небеса.
Красоты и богатства хватило на всех,
Настоящего наяву...
Не была я, пока не вдохнула снег,
Уверена, что живу. (Fleur)

Сегодня в комментариях в дружественном дневнике зашла речь о творчестве группы Флёр, где была высказана мысль, что Флёр в основном - это про боль, и развернулось небольшое обсуждение на эту тему. Это само по себе занятный синхронизм, так как эта группа не так уж часто упоминается (и звучит) в моей жизни, а тут - в течение двух дней два мощных разговора, никак не связанных между собой, на одну и ту же тему.
В воскресенье с Шэллзом слушали "Последний танец зимы" Флёр. Случайно - он выпал в рандоме. Я рассказал Шэллзу, как важна для меня эта песня, присланная Аней в ответ на этот пост и после этого стойко ассоциирующаяся с тем приходом, за счёт чего потом подарила мне немало феерических переживаний - например, момент прошлой зимой, когда, в отличие от этой, БЫЛ снег, похожий на такой, который описан в песне и я танцевал под ним с Шэлле (тогда ещё приходившим ко мне в виде призрака) в глюке, пока возвращался с работы через заснеженные Браденбургские ворота.
Шэлле сказал, что очень красиво, но грустно. Я спросил: почему, ведь там же такая феерия!
На что брат сформулировал очень точно: "Да, всё прекрасно, только главный герой общается с призраком". Причём он имел в виду не только конкретно мой случай, о котором я вспомнил, но и настроение музыки Флёр вообще: то, что она печальна даже тогда, когда текст позитивный, потому что, когда позитивный текст, это такой позитив, который испытываешь, общаясь с призраками любимых.
Это очень тонко, и очень интересный для меня опыт - когда кто-то чувствует некоторые вещи острее меня.
Хотя, конечно, всё субъективно, но. А ведь действительно есть исполнители, у которых даже жизнеутверждающие (по тексту) вещи ведут куда-то в сложное.
Здесь самое время вспомнить о том, что "Незримая армия" (тоже Флёр) - это прекрасная песня о любви, которая у нас прописалась саундтреком к моменту кульминации Битвы на Тайне, в котором Шэйллхэ, ничего не видя и не слыша, идёт по водам Тайна и поднимает мёртвых по обе стороны реки (всех подряд, без разбору, по периметру), ища умирающего в этот момент (очень долго и мучительно) меня, вследствие чего всюду разворачивается эпохальная резня оживающих, складывающихся, снова оживающих и продолжащих сражаться и складываться мертвецов... В общем, да - это Флёр, детка.

---

Гимн Северного Ветра (+контекст)

Гимн Северного Ветра

Ты спросишь меня, наблюдая полет орла:
"Мой командир, отчего в мире столько зла?"
Он ни на чьей стороне, он брат правде и каждому, кто ей верен.
Не бойся и пой с чистым сердцем в час черных сомнений:

С на-а-а-ми летит
Северный Ветер.
С на-а-а-а-ми
Северный Ветер.

Где под ногами безумных разверзлась земля -
В пропасть обозы, оружие, ты и я.
Там по-над бездной пройдет, не коснувшись зла,
Кто учился летать, наблюдая полет орла!

Не бойся, лети высоко, как летят голоса в поднебесье.
В час черных сомнений не бойся и пой с чистым сердцем:

"С на-а-а-ми идёт
Северный Ветер.
С на-а-а-а-ми
Брат Северный Ветер"

Он ходит другими путями,
Там, где вершины гор.
Он видит мельчайшие камни у наших ног.
У него другие знамёна,
На них плещется роза ветров.
Он поет с сердцем чище самых высоких снегов!
Не бойся, смотри, в вышине два крыла распростер
Северный Ветер.
В час перед рассветом не бойся и пой
С Северным Ветром!

С на-а-а-ми поёт
Северный Ветер.
С на-а-а-а-ми
Северный Ветер,
Я верю -
С нааами идёт
Северный Ветер!
Я знаю -
С нами брат
Северный Ветер!
Я помню -
С нами летит
Северный Ветер.
Я слышу -
С нами поёт
Брат Северный Ветер!

Это песня, под которую печатала шаг армия Империи, форсируя горные перевалы весной Эндшпиля Империады. Распевали хором, в множество глоток, авторство - коллективное. Занятно, что авторство приписывалось разным людям, ни один из которых эту песню не сочинял. Я думал, что гимн сложил Марек, Марек думал на Императора, Император - на меня, большинство остальных людей считали, что автроство принадлежит Энжи (потому что эти люди хуже знали Энжи, чем я, Марек или Император, и им не было очевидно, что это совершенно не Энжевская подача песни и энергетика). Песня - медленная, раскачивающая с силой, в духе "Священной Войны" (но не такая мрачная и агрессивная, ни по смыслу, ни по мотиву).
В этой жизни я знал о существовании этой песни примерно с середины нулевых годов, и много раз пытался её написать тут, но не мог ухватить. Зато это удалось сделать Шэлле: теперь песня есть, и это - его работа.

Ещё тогда складывали и личные песни, обращённые к кому только не..
Это - песня Марека, почти (?) заклинательная, которую он поёт, идя в Северные Врата по гребням Белой Смерти (поскольку единственная нормальная дорога через ущелье перевала была занята Кагновскими войсками), по таким местам, где в принципе нет дороги, проходимой для человека, но ему всё равно, потому что он идёт вытаскивать Д.А. (откуда-то безошибочно зная, что вытаскивать его после поединка будет необходимо), пока Императорская армия маневрирует, с боями отступая вглубь континента. Таким образом, обе песни звучат синхронно, и пока Гимн громогласно гремит у подножий гор, а мы идём, неся образ Розы Ветров как знамя (а некоторые чуть ли не молятся Альвэ перед битвой - в те дни из него фактически чуть было не сделали икону), сам магистр идёт на поединок Воли с Сюрери - возможно, смертельный; и вторая песня, тихая, личная, звучит по верхам гор, где обитают лишь духи, и сам Ветер ведёт поющего её отчаянного человека, слугу, который готов на всё ради своего господина (и спасения мира, заодно).
(Песня Марека, как и сам глюк, тоже работы Шэллза).

Не гони меня, Северный Ветер,
Возвращаться теперь мне не к кому,
Если примешь меня, последую
За тобой на далёкий край земли,
Этот холод ладоней ласковых,
И для вдоха не хватит воздуха,
Не погибнуть в бою напрасно мне -
Я отныне зовусь твоим воином
Господин мой Северный ветер
Не гони меня прочь от неба
Все ты знаешь и все ты ведаешь,
Так позволь мне любить одного _тебя_ в битве за Победу!...

---

Я погрузился в писанину, и снова времени ни на что не хватает. В том числе и на то, чтобы записать важное, что поднимается по мере.
Так что, вкратце:
Выяснилось, что я не только Здесь, но и Там описывал историю Мёрэйна, его детство у ламбитов и т.д. Это было в годы Империады, будучи в плену в Эбберийском замке у Джейслина. Ну, логично, что ещё делать благородному лорду, сидя в темнице у другого благородного лорда // Только строчить своё жизнеописание, шокирующее, разумеется: ведь что делать с человеком, который считает тебя варваром с ужасно шокирующей биографией? Кроме как шокировать его!
Шэлле узнаёт повествование. Оно будит в нём воспоминания о том, как он читает это писаным на бумаге мною (причём в реалиях отцовского дворца). Отсюда, как следствие, множество моментов памяти из времён Империады.

Связь усилилась, как только я начал писать. Каждую ночь информативно, много снов, некоторые из них про общение с братьями (например, прошлой ночью явно было что-то про Энжи и Альвэ, но я не запомнил, что). Происходит всякое, всего не запишешь. Самое важное:
Сегодня ночью был сильный контакт с Ашшими. Это было сном только отчасти. Если вообще было сном.
Началось с того, что я вижу себя в Вельмедере, выходящим из Зеркальной комнаты, с ощущением "перекура" в процессе проводящейся там практики. Вижу Ашшими, стоящего (в дверном проёме?) и смотрящего на меня с улыбкой. Я чувствую, как соскучился, бросаюсь ему на шею, он крепко обнимает меня, сгробастав в охапку и хлопая по спине. Я по-братски целую его в губы, как у нас в Октаве принято, и он влезает в моё сознание. Слияние начинается быстро и не с моей подачи, я пытаюсь увернуться и вырваться, но он, смеясь, не пускает меня. Я ощущаю, как по венам бежит огонь, вижу тёмное море, словно горящее изнутри (так бывает, когда огонь отражается в воде), ощущаю внутренний жар и огромную силу. Одновременно чувствую / вижу всю Октаву, они рядом с нами и тоже в лёгком слиянии, так, как при общей беседе, когда вообще-то все общаются ввосьмером, но конкретно в данный момент между собой разговаривают двое. Затем моё восприятие переключается с плана сна на план обычной реальности, и я нахожу себя в Вайлдхани, в постели, ночь. И тут я всё так же чувствую присутствие Ашшими, как если бы он пришёл ко мне сюда через Связь.

---

Из дому - до Звезды

За окнами в разрывах платины декабрьского неба дождь, то принимающийся, то замирающий, то переходящий в снег.
Мы в Химринге.
Шэлле играет на гитаре, подбирая аккорды к песне Джейслина, уходящего из родного дома.

Периодически переговаривается (в голове) с Энжи, который по Связи помогает ему с песней.
Я, кажется, уже выучил её наизусть )) Правда, удивился, услышав слова "нет никакой икры":
-"Это "Песня про отсутствующую икру", по аналогии с "Песней про забытую гитару"?" В тему грядущего нового года?
- Нет. - Близнец смотрит на меня. - Никакой игры. Г.
И играет дальше.
Я валяюсь рядом, занимаясь стиранием своей личной истории и попутно переписываясь с друзьями. Где-то на фоне всего этого я вижу Джея, идущего по дорогам Эбберии, оставив позади дом, с его дворцовыми переворотами и непростой политикой. На нём дорожный плащ, у него длинные, заплетённые бархатным шнурком в золотистую косу волосы и заплечный мешок со странным набором вещей...
Дорога длинна - из дому до Звезды.
Хочется уже собраться с мыслями и пойти укладывать хронологию Империады. Понять, что конкретно предшествовало этим событиям (о перевороте я знаю только смутно), и что было после.

- Пойдём, поедим. Остальную часть аккордов запишу после.
- А я как раз пишу пост. Про твою песню.
- А. Ну тогда я ещё поиграю ))

Я собираюсь в путь, и дорога длинна.
Волосы заплету бархатом, яблоневым цветом.
Что до того, кто прав, есть ли на мне вина...
Сладко ли то вино, что опьянит нас летом?
Я нарисую дым, нас обвенчает смех -
звезд над головой, тех же, что плачут после.
Я обернусь на звук, хлопну в ладоши: здесь -
снов колыбель держит за ленты осень.
Ящик Пандоры пуст, спички сыры.
Нет никакой игры, но есть мы.
Все очень просто, я собираюсь в путь.
Смерти бояться, болезней не ждать, в крепости стен уснуть?
Бархат вплетаю в растущую с каждой новой луной косу -
сердцем вдыхаю то, о чем шепчут цветы.
Из дому до звезды - долгий и странный путь.
Из дому - до звезды. Из дому - до звезды.

запись создана: 27.12.2019 в 17:03

---

По желанию Джея - продолжаем про Джея (точнее, про его историю, в данном случае). По желанию ещё некоторых трудящихся - про Д.А. Нашёл отрывок, удовлетворяющий худо-бедно обоим запросам. Это очень, очень старый черновичок Дебюта. Самое начало. Пешки только выдвинулись и начали движение по доске ))

Замок стоял над озером. В долине за ним раскинулся город, но отсюда его было невозможно увидеть, так что казалось, будто серая каменная твердыня одиноко высится на берегу. Ветра почти не было, и мощные, четырёхгранные серые башни смотрелись в воду, как в зеркало. Где-то посередине озера отражение прерывалось - там, где вода была схвачена тонкой коркой первого льда. Вдалеке за башнями в бледно-голубом осеннем небе едва угадывались далёкие горы. На воде у берега лежали жухлые облетевшие листья. Нависшие над озером ветви, почти полностью облетевшие, обрамляли пейзаж. Марек невольно залюбовался, пока привязывал лошадей. Воздух был прозрачен так, что казалось - вот-вот зазвенит. Тишина была такой же, лишь в чаще пропел далёкий голос рога.
Лорд Эст-Эббер первым нарушил молчание.
- Так о чём же Ваше Святейшество собирались поговорить со мной?
Марек вздрогнул, увидев, как едва уловимо передёрнуло его господина.
- Ардэл, не называй меня этим титулом. Пусть его носит архиепископ, мне же сгодится что-нибудь попроще. Да и время нынче не для громких именований и цветистых речей.
Магистр стоял, прислонившись спиной к раскидистому буку. Складки чёрной сутаны струились на землю. Белокурые волосы падали на плечи. Бледно-голубые глаза, как всегда, безмятежно-холодны, но Марек с болью отметил, как глубоко запали эти глаза, как чётко очерчены тонкие и жёсткие черты лица - будто ещё тоньше стали бледные губы и сильнее впали щёки. Рядом с разрумянившемся от скачки по осенней свежести лордом Таррэнским неестественная белизна кожи магистра особенно сильно бросалась в глаза.
Владыка Таррэны смотрел на магистра, опершись о седло руками в расшитых золотом замшевых рукавицах. Его тронутые сединой кудри едва шевелил ветер. Алый охотничий камзол казался естественным дополнением к краскам поздней осени. В синих глазах, смелых и прямых, светился интерес и что-то вроде... сожаления?
- Как же мне ещё величать вас, мессир?
- Как к другу - не подходит? - Тихо спросил магистр. Он глянул прямо в глаза лорду - своим обычным, мягким и рассеянным взглядом. Эст-Эббер попытался, но не смог выдержать его взгляд. Лицом магистр выглядел младше него лет на двадцать. Глазами - старше лет на двести. Волосы лорда были светло-серыми от седины, волосы магистра сияли естественной белизной. Благородное, открытое лицо лорда избороздили морщины, но оно горело здоровым румянцем, выдавая натуру страстную и несколько падкую на удовольствия. Безупречно гладкое, невозмутимое, бескровное лицо магистра было нечеловечески прекрасным, но при том так же нечеловечески холодным - и пугающим. Эст-Эббер отвёл глаза. На его лице появилось какое-то фальшиво-беспечное выражение.
- Что ж, хорошо, Дэймонд. Оставим этикет, я его тоже не люблю. Он хорош для приёмных залов тех, кто именует себя королями пределов, но для моих лесов годится не слишком. И хоть ты меньше всего напоминаешь сейчас того юношу, которого я помню в лучшие времена, я попробую сделать вид, что не вижу ни твоей бледности, ни твоей сутаны. Выкладывай, ради чего приехал. И, кстати - ты так и будешь всюду таскать этого своего телохранителя? Чего ты опасаешься? Я вроде как не собираюсь сжигать тебя на костре... По крайней мере, в виду окон моего замка.
Магистр усмехнулся.
"Я ему такой же телохранитель, как ваш конь - советник вам, милорд", - подумал Марек, напрягшись. Шутка лорда Таррэнского ему не понравилась.
- Он мне такой же телохранитель, как тебе твой конь - советник, - произнёс магистр. – Не слишком удачная шутка. А приехал я, Ардэл, проведать тебя и справиться о здоровье сына. Нынче у меня осталось так мало друзей.
Лицо лорда Таррэнского исказилось болью, затем окаменело. Он смотрел через озеро, словно ища поддержки у мощных очертаний родного замка.
- Погиб мой первенец. Вместе с его матерью. Корабль, на котором они плыли, пропал без вести за Монадером. Думалось мне, ты должен знать.
- Сочувствую твоей утрате. - Тонкое лицо было, как всегда, безмятежным. - Но уверен ли ты, что судно погибло?
- Меня не оставляет надежда, - с болью в голосе произнёс лорд. – С каждой переменой звёзд в небе она тает на глазах. Люди в гаванях шепчутся. Говорят о морском демоне, которого они зовут Омнемано. О демоне в обличии чёрного лебедя, что является морякам и топит корабли… Обо всякой чертовщине, Дэймонд.
- Что ж. Да будет на всё воля Владычицы. Возможно, настанет время твоему сыну отыскаться.
- Ты знаешь, что я еретик и безбожник, - вздохнул лорд Эст-Эббер. – Но вот сейчас скажу: да слышит тебя Всеблагая! И более того: если Серебром посмотрит, если оставит моего сына в живых - отдам его Ей, и пусть бы стал Её служителем... Вот хочешь верь, хочешь нет.
- Стать служителем Двуликой может только тот, кто сам сделал этот выбор, - тихо сказал магистр.
Лорд досадливо махнул рукой.
- Завидую я тебе, Дэймонд. Ты - монах, и у тебя на всякое лихо есть твоя вера. Я так не умею. Если б хоть раз настоящее, живое чудо своими глазами увидел - тогда да, поверил бы...
«И потому вы и чудес-то не видите, хоть они у вас и под носом», - подумал Марек.
- Что ж. А скажи, Ардэл: не рождалось ли ещё детей в твоём пределе в ту зиму, когда и твой сын?
Лорд Эст-Эббер удивлённо глянул из-под густых бровей и тут же нахмурился.
- Странные вопросы ты задаёшь, магистр опального Ордена. А скажи-ка прежде: зачем тебе это знать?
Марек сжался. Он, в отличие от хозяина Таррэны, хорошо знал, что меари не могут лгать. Как и не отвечать на прямой вопрос.
- Может быть, я хочу взять ученика, - тонко, скользяще, едва уловимо улыбнулся его собеседник. – И звёзды сказали, когда должен родиться наиболее талантливый в учении юноша?
Марек восхитился тому, насколько тонко удалось хозяину проскользнуть по тонкой грани между ложью и правдой. Уже семь созвездий, как они странствовали по пределам Эрендера, расспрашивая о детях, родившихся в ту неспокойную зиму…
Лорд Эст-Эббер усмехнулся.
- Всё ваши колдовские штучки. Что ж, я велю показать тебе младенцев, но учти, там одна чернь. И то удача: ныне те, кто служит вашему Ордену, долго не живут. А вот ещё, кстати, у моего треклятого кузена, будь он неладен трижды, сын тоже родился. Одновременно с моим почти.
- Вот как. Сын короля Западной Эбберии, стало быть? Джейслин…
- Тринадцатый, - чуть ли не выплюнул лорд Эст-Эббер. – У них там, за рекой, знаешь ли, не хватает фантазии на имена…
- А как там поживает сам Джейслин Двенадцатый?
Лорд Ардэл нахмурился.
- Лихо помяни - оно и рядом. Клянусь пёрышками Ферро, Дэймонд, ты не мог выбрать тему поприятнее?
- То есть, по-прежнему война?
Лорд Таррэнский вздохнул.
- У вас там в Ордене как, историю учат? Война между Таррэной и Эбберией, друг мой, прекратится лишь тогда, когда в мире не останется ни одного Эббера Западной ветви... или ни одного Эббера Восточной ветви, хоть мне больше по душе первый вариант...
- Или когда Эбберы обеих ветвей заключат союз...
Владыка Таррэны расхохотался – безудержно и громогласно.
- Монашество не лучшим образом сказывается на здравомыслии. Ты веришь в чудеса, Дэймонд?
- И это тоже. Но кроме того, с Вершины Мира лучше видно то, что происходит за горами. Эпоха династической розни, друг мой, подошла к концу. Наступает эпоха огня и серы... И только объединённые силы Северного Предела смогут защитить эти леса.
- Вот как? Ты хочешь сказать, Джейслин приведёт армию, чтобы защищать мои леса? Все эти Джейслины Бесчисленные, нагло отъявшие от своего имени приставку и преступно именующие себя просто Эбберами - все они в своих лучших грёзах видят Таррэну захваченной и преданной огню. Да только кузену не перейти реку. Ибо я его встречу. С распростёртыми объятиями. Пожалуй, они ему покажутся не по-родственному жаркими.
- Ардэл...
- Говори, служитель Ордена.
- Война на Севере может стоить всему миру такой цены, о которой не можете помыслить ни ты, ни твой кузен. Но помяни моё слово, друг мой - либо Эбберия и Таррэна заключат военный союз, либо вас растопчут поодиночке, пока вы будете проливать возлюбленную родственную кровь Эбберов Западной Ветви и Эбберов Восточной Ветви, Законных Эбберов и Эбберов Бастардов, Эст-Эбберов, Тай-Эбберов и просто Эбберов, орошая ею благословенные берега Тайна.
Магистр умолк. Марек поёжился.
- После Северных Врат твои слова кажутся мудрыми, - проговорил наконец властитель Тарэны. - Да только лишь тогда станет мир между Таррэной и Западной Эбберией, когда Меам встретится с Иллантаро.

Следующим утром они выехали из замка по западной дороге.
Когда подъехали к переправе, Марек всё же отважился нарушить молчание.
- Мессир…
Господин вскользь, как часто бывало, глянул на него, что на том особом языке, который давно уже утвердился между ними, означало: говори.
- Мессир, позвольте мне одному съездить за реку. Эбберия – не Таррэна, и шпионы инквизиции там повсюду… Я оденусь торговцем или бардом, проникну во дворец…
- И что ты сделаешь, Марек? - Магистр бросил поводья паромщику. – Как ты определишь то, что до поры будет скрыто – даже от него самого? Я должен видеть его. Должен заглянуть ему в глаза.

---

Джей проснулся на рассвете, от утреннего холода, пробравшегося в постель. Ночью был мороз, и тонкое стекло высокого стрельчатого окна запотело. Увидев это, Джей тут же оставил мысль позвать кого-нибудь запалить огонь в камине. Он вскарабкался на подоконник и несколько секунд просто смотрел на затуманенное стекло. Какой замечательный кусочек чистого пространства! Нетронутая поверхность, чувство возможности. Стоит прикоснуться - и родится изображение, картинка, надпись... Или просто линии случайной формы - и только от тебя зависит, какой будет эта маленькая новая реальность, что она будет значить, и будет ли она значить хоть что-то вообще...
Он замер, полузакрыв глаза и приблизив ладони к стеклу – не касаясь, а словно ощупывая пространство между ними и поверхностью. Пытаясь ухватить канву узора, который просится быть проявленным, высвобожденным из этой однообразной серой дымки. Мир вокруг будто смазался, и он явственно ощущал, как бьётся его сердце, как стремится по жилам кровь. Его чуткие пальцы легли на стекло, проводя линии.
Сосуды. Кровеносные сосуды разбегаются, змеятся, извиваются, завораживают узором. Они похожи на дороги, стремящиеся оплести мир своей тонкой сетью. Дороги ветвятся и струятся, они похожи на реки, несущие воды – кровь Матери Мира – к морю. Море змеится течениями, и порывы ветра рисуют на нём реки, дороги, вены и ветви. Вены моря и морские дороги тянутся ветвями. Ветви великого дерева, переплетаясь, раскидываются в все концы вселенной.
Закончив рисовать, Джей слез с подоконника, отошёл на пару шагов и принялся разглядывать своё творение. Из-за далёкого кряжа Тамбеи поднималось солнце, и вены-ветви-реки-дороги вспыхнули рыжим светом, будто и впрямь наполнившись кровью… А потом туманная мгла, служившая им основой, стала медленно таять, и Джей вздохнул в ответ на какое-то невнятное, но пронзительно-тоскливое чувство, глядя, как реки теряют берега, а над Эбберией наступает утро.

---

Сумеречное небо

- Обожаю сумеречное небо. Погляди вон туда, - я указал рукой на ломанный крышами горизонт. Солнце село уже давно, и светлая полоса у края, оставшаяся от угасшей зари, сместилась к северу. - Ты видишь? Алый давно истёк, и нет багрового. Осталась бледная зелень и голубизна, выше она переходит в ультрамарин, а ещё выше... О, эти переливы синевы - от ультрамаринового синего к иссиня-чёрному! И на фоне - чёрные громады облаков, причудливые, похожие на лохматых зверей... Затаившиеся. Люблю их. Обычно все восторгаются облаками на закате, когда они освещены солнцем и розовеют. Но мне милее вот эти - чёрные, лохматые звери, затаившиеся в темнеющей синеве...
- Потому что ты сам такой, - он улыбнулся. - Лохматый, чёрный и затаившийся... В синеве.
Почему-то я почувствовал себя так, как будто он вот-вот проведёт пальцами по моим волосам - хотя он не только не шевельнул рукой, но даже не смотрел на меня... С чего вдруг такие мысли? Он не двинулся, не шевельнулся, а я изнемогал от его прикосновения. Прикосновения, которого не было в реальности. Он смотрел вдаль, на чёрные кудрявые облака, раскинувшиеся по ультрамарину, и его улыбка гасла. Теперь мне казалось, что он намеренно избегает смотреть на меня, а в позе, до того расслабленной, появилась принуждённость. С чего вдруг? Он не мог знать, что я сейчас чувствовал, не мог видеть мой взгляд... Так почему? Мне безумно хотелось тронуть его за плечо, но я не решался протянуть руку.
- Как ты это делаешь? - Вдруг произнёс он.
- Что? - У меня перехватило дыхание. - О чём ты?
- Ты не двигался. Но я чувствую твою руку на моём плече.
- Я.. Я... - Я потерял дар речи. Да. Именно так это называется – Терять. Дар. Речи. Мириады мыслей пронеслись в моей голове, сотни вариантов развития событий родились и умерли, пока он не сказал просто, не меняя выражения:
- Знаешь, я тоже больше всего люблю именно сумеречный цвет облаков.

Это из старых черновиков. Я очень долго не мог по-настоящему заставить себя разбирать черновики 12-13 годов: не было мотивации, ощущения, что это нужно, повода и смысла, а объёмы написанного тогда, запутанность и обрывочность всего этого, разнобой стиля и подачи (некоторые эпизоды от первого лица, некоторые от третьего) и всякого рода несостыковки.
И вот внезапно со мной случился Джей.
Простыми словами, - случилась необходимость объяснить одному Джею, кто такой Джей - мой, тот, с кем совпадает его имя, и почему это важно для меня.
А объяснить-то я и не могу! Ибо это ж всё пересказывать!
А помимо этого совершенно неблагодарного занятия есть только один способ рассказать о герое - нарыть то, что есть с его участием написанного.
Аминь, я разгребаю черновики Дебюта Империады. И, в кои-то веки, делаю это с горящими глазами и ощущением смысла ))
Так что, возможно, скоро тут будут периодически появляться некоторые куски оттуда.

---

Вальс Капель

Вальс Капель

Ночной прилив в моей душе
Бурлит безумьем, и во снах
Поэт-лунатик и Художник-тень
Опять идут рука в руке
Дорожкой лунной на волнах,
Едва над морем угасает день.

Мы – одно, мы два странника во тьме,
Что всё ищут дорогу на свет,
Мы – лишь отблеск ускользнувших идей
Смысла жизни с далёких планет…

Мы – две капли в море, средь волн череды
Мы схожи навек как две капли воды.
И песня от гребней до самого дна
Связала нас в танце одном…
Две капли в море…

А караваны дальних звёзд
Плывут в мерцающих волнах
В объятьях Матери Всего и Вся…
И что здесь бред, и что здесь явь -
Спрошу тебя я в смертный час,
Пред тем, как перейти Последний Мост…

Мы – одно, мы два странника во тьме,
Что всё ищут дорогу на свет,
Мы – лишь отблеск ускользнувших идей
Смысла жизни с далёких планет…

Мы – две капли в море, средь волн череды
Мы схожи навек как две капли воды.
И песня от гребней до самого дна
Связала нас в танце одном…
Две капли в море…
Две капли в море...

/Дальше - звук морского прибоя, вплетающийся в мелодию/
Эх, жаль, что вот это невозможно сыграть, спеть и записать )))
 

(Поётся под песню "A Drop in the Ocean" Stratovarius. Приведённый здесь текст не является переводом текста этой песни в строгом смысле, но близок ему. песня же является ключом и саундтреком к одному моменту из истории Близнецов (Мёрэйна и Шэйллхэ) в Империаде.
А именно: Джейслин (т.е. Шэйллхэ, который ещё не в курсе, что он Шэйллхэ, поскольку на момент повествования он человек с невосстановленной ещё инкарнационной памятью) видит по ночам странные сны, в которых к нему приходит парень, в реальной жизни являющийся его кровным врагом (вражда не личная, никто не выбирал эту роль, жизнь, что называется, заставила. На тот момент). А что они делают в этих снах вместе?
Ооо, вот это совершенно смущает разум бедного Джея )) Ибо они... Мало того, что общаются как лучшие друзья, так ещё... Танцуют с дельфинами и рыбами в ночном море. И, кажется, их не смущает способность дышать под водой.

---

Господин горных дорог

Белая Смерть. Так называют горную цепь, расчертившую надвое Эрендер. Очертания хребтов, над которыми никогда не гаснет Северный Свет - серебристо-лиловое сияние бесконечной зари полярного дня. А здесь, по эту сторону хребта, "закат раскинулся крестом", и в этом феерическом свете на небе горят огромные звёзды Ближних Миров.
Он неподвижно стоит на выступе скалы, на самом краю пропасти над долиной. Так, как он любит, как всегда любил - на головокружительной высоте, не оставляя ни миллиметра плоскости до края - чтобы чувствовать эту высоту и жить ощущением её. На его груди цветёт серебряным цветом Роза Ветров - Звезда Архитектора. В его длинных белоснежных волосах и чёрно-белом одеянии живёт ветер, ветер играет белыми прядями и чёрными складками ткани. В его глазах - лёд, лицо словно выточено из мрамора. С этой отрешённостью и холодностью он не похож на живое существо, кажется духом, за которого его и принимали, увидев вот так - на диком утёсе, над пропастью, там, куда не пробраться, куда не ведут извилистые крутые тропы горцев и даже неверные тропинки, оставленные горными козлами.
Она и сама подумала, что он - дух гор, Хранитель Перевала, когда увидела его впервые. Она знает, что именно так должен выглядеть Северный Ветер во плоти. Пахнет снегом прозрачная боль - то ли даль, то ли высь, то ли смерть...
Когда она увидела его впервые, она впервые поняла, что уйдёт - навсегда из долины, навсегда от всего, что могло быть её жизнью, навсегда из мира людей. Льдистые глаза заворожили её - да не той магией, которой завораживали всех остальных - смертных людей, нет, они пробудили в ней самой нечто иное, отличное от человеческого, нечто такое, что заставит её уйти за Грань. Она всегда знала, что в её жизни будет любовь - и всегда знала, что не такая, как та, о которой она читала в книгах и слышала в песнях и рассказах. Её любовь не увенчается венцом. Её любовь не подарит ничего, что похоже на земное счастье. Не будет она и несчастной. Высота. Запредельность. Невозможность. Вот что будет значить её любовь. Неодолимое желание лишь неуловимо коснуться его руки - взглядом, если недозволено пальцами. Его красивой руки, белоснежной руки, лёгкой и холодной как ветер, руки, такой тонкой, какими не бывают руки людей.
Однажды эта божественная рука коснётся её ладони, скользнёт по её запястью - по тому месту, где зияет шрам незаживающей раны. И тогда бледные губы, улыбнувшись холодной, скользящей, неуловимой улыбкой, произнесут незнакомое доселе, но такое важное слово: "сестра".
"Я люблю тебя, сестра".
Эрмина ещё не слышит. Эрмина ещё не знает. Эрмина смотрит в ледяные глаза Северного Ветра, молясь Духу Горных Дорог - пропустить её через перевал. Она вдыхает пронзительный воздух гор и мечтает о том, что он не отвернётся и не растает в воздухе, когда она, замирая, попробует коснуться его руки...

---

Одинокий пастух (Связь с Д.А. и синхрон про флейту)

Осенью друзья подарили мне флейту, и недавно я решился начать учиться играть.
После занятия я, воодушевлённый, решил послушать одну мелодию, которая у меня лично сильно связана с Д.А. Мелодия известная - "Одинокий пастух".
Под эту музыку я всегда вижу один и тот же момент.

Я спросил его о том, плакал ли он когда-нибудь. Умеет ли он... Он казался мне бессердечным, как бессердечны ветра и боги. Он и был ветром, он и был богом. Его лицо было полностью бесстрастно, как ветер, живший в длинных белых волосах. Мы сидели на верхней площадке замка, царила звёздная ночь. Я был совсем юн, мне было двадцать четыре. Я ещё ничего не знал - ни о богах, ни о слезах, ни о ветре.
Он молча взял свою флейту и стал играть, глядя вдаль, в ночную глубину долины Тайна. Я слушал звуки - и видел. Я видел многотысячные армии, сходящиеся в долине, в той, что сейчас лежала мирная, ещё хранимая от войны. Я видел выжженные посевы и разбитые дороги, я видел битвы, оканчивающиеся поражениями или сомнительными победами. Я видел моих братьев - они падали раненые. Я видел себя, умирающим, распростёртым на поле боя.
- Это будущее? - Спросил я.
"Вероятно, - услышал я в голове его голос. - Но, так или иначе, это - ответ на твой вопрос".

Вижу этот момент в виде картины. Как раз недавно много с кем обсуждали тему, что надо бы нарисовать портреты всех восьмерых...

синхрон и Связь

И вот после этого вчера в офисе редакции по радио заиграл "Одинокий Пастух" - необычно для этого радио, спасибо, это было огромной поддержкой! Меня очень травмировало это радио. Я крайне чувствителен к информации, особенно передаваемой через музыку: не в тему, не в правильный момент или не под моё состояние прозвучавшая песня может мне сделать ментально плохо. Однако иногда приходящая извне музыка способна стать способом Связи. Хотя радио из редакции всё же лучше бы куда-нибудь исчезло.