...Это было давно и далеко. В одну Хаанэру в Фейнгане. Возможно, тогда я впервые глубоко, по-настоящему понял: мой возлюбленный может ходить не только теми путями, что известны меари.
Темнота обнимает обитель бесшумными, мягкими покровами - непривычный мрак затаился в дальних углах, в проёмах окон. Всюду горят лампады, силясь разогнать тьму хотя бы вокруг людей. Хаанэра. Краткое время ночи, которой так боятся фейнги. В окна, пробивая затворы, доносятся звуки хорала, с другой стороны - менее стройное пение городской процессии. Никто не спит - ни в городе, ни по всей стране. Спать на Хаанэру! Как можно. Страшно. Опасно. Чуждо.
Никто не спит на Хаанэру в Фейнгане, кроме него - ему плевать и на суеверия, и на запреты. Его золотые волосы разметались по шёлку покрывал, нежные руки закинуты за голову, широкие расшитые узорами рукава ассари упали складками, похожими на морские волны. Когда он спит, его лицо так спокойно, а дух так далеко, что это слишком похоже на смерть. Фальшивая нота закрадывается в нить моего песнопения. Я умолкаю и прислушиваюсь и не могу услышать дыхания. Разбудить?!..
Я прикасаюсь к нему изнутри и понимаю: его нет здесь. И это не так, как у тех, кто использует состояние сна, чтобы странствовать в Сэйдё.
Тьма сжимается тисками и все ужасы Хаанэры в этот миг обретают власть: он правда не дышит. Так никто из нас не уходит - я знаю, но также знаю: с ним можно ожидать чего угодно.
В этот миг я не мастер Текста и не хранитель Библиотеки, и не меари, и не служитель Ордена. В этот миг я как будто снова смертный мальчик у постели неподвижной женщины, осознающий непростую мысль: мама не спит, она ушла. Насовсем.
Когда крик уже совсем готов вырваться у меня, чтобы внести смуту в и без того полную шелестящих страхов Долгую Ночь, он открывает глаза. И я, вместо того, чтобы закричать, ровно спрашиваю:
- Реминаэ... Куда ты уходил?
Он смотрит на меня - глаза зелёные, омутные, неразгаданные - молчит, потом отвечает:
- Я здесь, Райннэрэ.
И лишь очень потом - рассказывает мне стихами:

Пишет  Jzheislinh Sheillhe:

Белый свет опалил ресницы
в самый тёмный час Хаанеры,
долгая ночь как процессия
молчаливых жрецов сомкнулась
кольцами тишины,
обручив Обручённых с Вечностью.

Яркий свет из соцветия Севера,
от звезды, ароматом клевера, вкусом мёда
на губах моих, запечатанных
поцелуем доверия, плещется
словно волны сокрытой от глаз человеческих
незакатной страны.

Я танцую в одеждах жреческих,
в чёрно-белое мир расцвеченный,
за чертою прибоя - женщина
подает мне кувшин с улыбкою,
и другая, точь-в-точь, но с чашею,
в чаше кровь, а в кувшине - золото,
я, смеясь, говорю загадками,
что испил бы, да сам серебряный...

Тень покровов бросаю в воды, остаюсь как есть,
и танцую о том, что будет, о том, что было.
Огнецвет с Хаанерой в объятиях держат, опоясавши крест-на-крест,
свет струится из сердца в песню,
свет струится из сердца в танец, изнутри в глубину глубин
чёрного неба,
я пою и танцую восход, распускаюсь весенним цветком -
в самый тёмный и тихий час
сновидений зимы.

URL записи

Вот такой вот приход в Огнецветную ночь ) А я, оказывается, говорю во сне.