…Море не может разбиться на тысячу брызг, не оставшись нетронутым морем…
Чёрные волны шторма идут одна за одной, грозными пенными гребнями нависая над чёрными пропастями воды, похожей на скользящую змеиную кожу, они танцуют, как танцуют чудовища – грандиозно и опасно, они беспощадно и грубо играют одинокой человеческой фигуркой. Юноша лежит на волнах, раскинув руки, его глаза закрыты, а на губах застыла экстатическая улыбка. Его мокрые волосы похожи на водоросли в тёмной воде, он мраморно бледен. Волны ласкают обнажённую грудь и полуоткрытые губы, они играют телом, то топят его, то снова подбрасывают на гребень, эта бешеная пляска длится и длится, и он танцует, не двигаясь и не открывая глаз.
К утру шторм стихает, и лишь пологая мёртвая зыбь напоминает о вчерашней непогоде. Гладкие волны идут под свинцовым, холодным небом, чёрно-серебристые, сверкающие там, где в облаках платиново зияет разрыв. Волны выбрасывают неподвижное тело на берег. Он лежит на плёсе из песка и мелкой гальки, истерзанный морем, в лохмотьях одежды, опутанный водорослями. Его светлые волосы разметались по песку, изящная рука откинута на камни – нежная ладонь будто тянется к прибою.
Волна нежно, осторожно касается пальцев и тает на песке. Его глаза распахиваются. Они светло-зелёные, как морская вода на рассвете, в них так много любви, как не бывает и после самой сладкой ночи страсти. Морские боги не умирают в объятьях друг друга.
…Морские боги не умирают вообще никогда.
Это звучит одновременно как надежда и как проклятие. Моё проклятие. Я устал.
Моё тело молодо, но я ощущаю тяжесть нескольких тысячелетий долгой войны. Моя душа изранена пытками, которыми пытали меня и не только меня, смертями, которыми я умирал куда больше раз, чем полагается помнить человеку, страхом, которым пахнут чужие мысли и воспоминания о не моей боли.
Я выхожу на берег и подолгу смотрю на море, в свинцовую даль. В такие минуты моя истерзанная душа открывает свои светло-зелёные глаза в глубине меня и задаёт мне вопрос – что я делаю здесь? Среди людей? Зачем всё это? И мне хочется ступить в волны и просто уйти – вперёд, по дорожке из бликов, пока моё тело не канет в пучину, а я не вернусь к себе…
…Кто я?
Я не узнаю свои черты, глядя в зеркало вод. Я не похож на того счастливого юношу с золотистыми локонами и зелёными глазами, который смеётся на рассвете после минувшего шторма. В моих волосах – пепел, свинец и платина, в моих глазах – синева, в моей душе – безмолвный вопль. Вопль об этом странном синем цвете – глубоком синем с переходами в лазурь. Не мои глаза. Я живу здесь за двоих. Я бережно сохранил синеву его глаз для мира, который уже давно сокрыт от его взора.
Меня называют не моим, но принадлежащим мне именем - Оурен. В нём золото под пеплом, тепло янтаря под запорошившим берег снегом. Морской ветер месяца Наина, шевелящий волосы и одежды. Платина и свинец…
За хребтами Тамбеи начинается новая война. Она будет страшнее предыдущих. Я слышу рёв пламени, поднимающегося стеной – выше гор Белой Смерти.
Я смотрю в морскую даль с молитвой, которую я не хочу, не могу и не имею права озвучить.
Забери меня, Море. Я очень. И очень. Устал.
________________

2 ноября была 3-я годовщина, как Шэлле в этой жизни увидел Себя-Оттуда, и человека (вернее, меари), которого он видел, звали Орин. Все полгода со встречи мы обсуждаем то, что знаем об этом, но информации стало ненамного больше. Здесь - мой текст об Орине, прожитый от первого лица.