Мёрэйн замер у кромки воды. Море раскинулось - огромное, ультрамариновое в тени утёсов, дышащее прохладой, спокойное - лишь едва-едва с тихим плеском прядали волны у ног Мёрэйна. Низкого полночного солнца не было видно за утёсами – лишь розово-лиловая заря раскинулась на всё небо до самого восточного горизонта, где, в мягком розовом мареве, сияли огромные летние звёзды. Гигантская звёздная сеть накрыла собой половину небосвода, совершенно затмив яркостью своего сияния Дальние Миры - у этих маленьких точек, и в другое-то время не очень заметных на ночном небе, теперь вообще не было шансов. На залитом нескончаемым закатом полярного дня небосклоне сверкала Четвёрка Создателя: Алеф, Бей, Гидес и Дэйн. Четыре созвездия лета, встретившиеся в небе для священного танца. Сколько звёзд в каждом - не сосчитать. Некоторые крупные – как шарики с множеством лучей, совсем некоторые – как маленькие далёкие солнца; а другие - просто точки, настолько маленькие, что их не отличишь от Дальних Миров. Некоторые, собравшись вместе, напоминают сияющие, фосфоресцирующие сгустки тумана, раскрывшиеся в небе, как гигантские цветы, а между ними - словно тончайшее кружевное покрывало, но если приглядеться - это тоже звёзды, тысячи звёзд, сотканных в сияющую вуаль. И всё это мерцает, пульсирует, мигает нежнейшими цветами - розовым, карминовым, зеленоватым, голубым... И каждая из тысячи тысяч звёзд отражается в тихом море. Спокойные ночные волны поднимаются и опускаются, как грудь спящего, и в каждой из них плывёт, словно в бездонном зеркале, разноцветное сияние.
Мёрэйн вздохнул. Если бы можно было разделить это с кем-то! Стоять бы рядом и молча смотреть, как качается в волнах звёздное сияние... Но нет. Все близкие сейчас сидят у общинного костра или пляшут. Его сестра сидит, захваченная зрелищем того, как всё теснее соприкасаются тела танцующих, всё чаще встречаются губы, всё охотнее ладони прикасаются к телам... Он бы показал ей, каким волшебством полна ночь Огнецвета... Они бежали бы по самой кромке воды, взявшись за руки, и тихо смеялись - без причины, просто от счастья... Нет, - понял он вдруг, - нет. Она не смогла бы увидеть сияние Алефа в волнах. Она точно не смогла бы. Он знал это. Почему люди никогда не могут видеть?.. Почему я думаю о людях так, как будто сам - не человек?.. Почему я чувствую эту пустоту внутри, как будто я разорван, как будто душу мою разделили пополам и - одну из частей спрятали далеко, на краю света? Почему мне так больно, Двуликая, почему... Почему?..
Мёрэйн стоял на коленях у самой кромки воды. Он протянул руку... Пальцев коснулись прохладные пальцы. Бледная, чуткая рука. Глаза цвета моря. Светлая улыбка.
Парень из снов. Стоило задуматься чуть сильнее, чем обычно, стоило ненадолго выпасть из реальности – и всё, он был рядом. Стоило прийти на берег, туда, где прибой шелестел у ног, - и всё, не спастись от наваждения. Больно. Наяву было больно от щемящего понимания Невозможности. Невозможность – это та грань, которая стоит между миром реальности и тем, другим, который тревожит и трогает гораздо сильнее, но куда менее уловим, неясен, обманчив…
Во сне всё проще.
Во сне Мёрэйн называл его по имени. Во сне он знал, как его зовут. Наяву - нет.
Несмотря на то, что невозможность была так близка. Его можно было коснуться - стоило только протянуть руку. Наваждение было невыносимо явственным. Мёрэйн сжал ладонь, до боли жаждая коснуться наяву... Пальцев коснулась набежавшая волна.
Вода была тёплой. Ласковой. Шелковистой. Волны шептали. Шептали его имя. То самое имя, которое, просыпаясь, Мёрэйн вспомнить не мог. А ведь он было таким простым... Оно было так знакомо, так близко, как... как море. Оно было похоже на море. Мёрэйн знал - оно было таким же родным, шелковистым...шелестящим... шёлковым... как мягкий звук его голоса... как взгляд его похожих на морскую глубину глаз... как прикосновение его ладони... как шелест прибоя...
- Бродишь один во тьме, мальчик с глазами, похожими на море? Бродишь во тьме и беседуешь с призраками...
Мёрэйн обернулся - Бешка, общинная ведунья, сидела в нескольких шагах на песке, по своему обыкновению, присев на поджатые под себя ноги, словно собиралась петь заклинание. Длинные тёмные волосы ведуньи вились как змеи, почему-то не сливаясь с тёмным платьем.
- А ты почему не у костра?
- А что я там оставила? - Усмехнулась ведунья. - Люди тешатся. Бешка спела людям песнь. В Бешке больше нет надобности. Смотри, что за ночь!
- Красивая ночь...
- Огнецвет - не просто красивая ночь.
Мёрэйну стало не по себе - как часто бывало, когда он говорил с Бешкой. Дрожь, зарождающаяся в кончиках пальцев. Вибрация внутри, где-то под солнечным сплетением. Такое бывало порой – когда они пели заклинательные песни. А порой – просто когда они говорили. Наедине.
- Ночь, когда стираются грани, - кивнул Мёрэйн. – Это правда, что можно встретить призрака?
Бешка пожала плечами.
- Ты же встречаешь.
- Откуда ты знаешь, что я с кем-то говорил? – Мёрэйну было так одиноко, что уже не хотелось отрицать то, что обычно он хранил в секрете.
- Бешка знает. Меа говорит. Ты знаешь. Меа говорит.
- Ты так говоришь, будто мы с тобой похожи. Будто можем говорить о чём-то, - Мёрэйн не знал, как сформулировать, и потому просто широко провёл рукой вокруг по тёмному горизонту, - таком.
- Похожи. Больше чем Бешка с другими людьми. Больше, чем Мёрэйн с другими людьми.
- Ты прогнала меня, когда я пришёл проситься в ученики!
- Тогда прогнала, - Бешка встала, глянула ему в глаза и вдруг громко рассмеялась. - Смотри, что за ночь!...
- Призраки. Говори с ними сегодня, не с Бешкой. Черёд соблюдай.
Всё ещё смеясь, она пошла по полосе прибоя, и волны играли длинными полами её шали, а ночной ветер развевал тёмные волосы.