Не вяжутся рифмы. Когда-то послушные строчки
Разлезлись, как ветхая ткань старомодной одежды.
Безумно звучание слов. Смысловые цепочки
Провисли, как цепи, в каком-то немыслимом "между".
Идеи все пошлы. Набили оскомину сказки.
Все "вечные темы" избиты, истерзаны втуне.
С картиною мира - порядок, лишь выцвели краски...
А мне бы - слепящих гало ледяных суперлуний!
Не чувствую холода, сырости, ветра и зноя,
А мне бы бродить босиком и гулять по туману,
Влюбляться легко, как влюбляются только весною,
Легко признаваться - так, как признаются лишь спьяну.
Со сдавленным горлом шепча извиненья прохожим,
Влачу свою прозу не в ритм поэзии мира.
А мне бы - больнее, чем скальпель вонзается в кожу,
Почувствовать фарс и трагизм вселенского пира.
А мне бы бросаться на тех, кто провёл против шерсти,
Рвать связи так просто, как рвут покаяные письма,
Писать так легко, как лишь юноши пишут о смерти,
Рыдать так легко, как лишь девочки плачут на фильмах...
Иду мимо храма. Глядит из-под шали старушка,
Часовенный двор прибиравшая к крестному ходу,
И крестит меня, и бормочет, что продал я душу...
...Эх. Было б всё проще, любезная, если бы продал.
Разлезлись, как ветхая ткань старомодной одежды.
Безумно звучание слов. Смысловые цепочки
Провисли, как цепи, в каком-то немыслимом "между".
Идеи все пошлы. Набили оскомину сказки.
Все "вечные темы" избиты, истерзаны втуне.
С картиною мира - порядок, лишь выцвели краски...
А мне бы - слепящих гало ледяных суперлуний!
Не чувствую холода, сырости, ветра и зноя,
А мне бы бродить босиком и гулять по туману,
Влюбляться легко, как влюбляются только весною,
Легко признаваться - так, как признаются лишь спьяну.
Со сдавленным горлом шепча извиненья прохожим,
Влачу свою прозу не в ритм поэзии мира.
А мне бы - больнее, чем скальпель вонзается в кожу,
Почувствовать фарс и трагизм вселенского пира.
А мне бы бросаться на тех, кто провёл против шерсти,
Рвать связи так просто, как рвут покаяные письма,
Писать так легко, как лишь юноши пишут о смерти,
Рыдать так легко, как лишь девочки плачут на фильмах...
Иду мимо храма. Глядит из-под шали старушка,
Часовенный двор прибиравшая к крестному ходу,
И крестит меня, и бормочет, что продал я душу...
...Эх. Было б всё проще, любезная, если бы продал.