Вдохновляет:
Из Another Man's Cage:
читать дальше"...Песни обычно обрушиваются на меня среди ночи. «Обрушиваются», на мой взгляд, - самое подходящее слово; это другие считают, что песни – сочиняются. На самом же деле музыка, словно капля яда, вливается в мои жилы, втекает в мозг, и я делаюсь неспособен ни на что, кроме одного - перебирать струны снова и снова, пытаясь вслепую нащупать нужные звуки и сплести их в нужном порядке – и наконец выдохнуть, выпустить их из себя. Увы, это дело не одного часа, и когда мои братья уже просыпаются в смешении золотых и серебряных лучей, я клюю носом над своими записями, слишком измотанный, чтоб оказаться способным вырваться из объятий сна в ближайшие несколько часов.
Потом я несколько ночей подряд, засыпая, погружаюсь в музыку, звучащую в моей голове. – до тех пор, пока какой-нибудь звук не прозвенит внутри меня ударом гонга и не заставит подскочить с кровати и броситься к арфе, не успев даже продрать глаза.
Сегодня именно так и вышло: я вскакиваю, словно подброшенный, путаясь в простынях, скатываюсь на пол...
(...)
...Может, лечь обратно? Но, зная меня, я буду остаток ночи ворочаться в постели, слушая, как потрескивает огонь… Нет. Я снова выхожу в холодный коридор и, закрыв за собой дверь, останавливаюсь в раздумье.
Наконец, решившись, бесшумно спускаюсь по лестнице. В окна на первом этаже проникает неяркий свет, он заливает комнаты льдистым серебром, но тепла в нем нет ни капли, а родители, конечно, потушили все камины перед сном. В гостиной я нахожу на спинке стула красный шерстяной плащ, оставленный отцом и, подобрав его трясущейся от холода рукой, закутываюсь и иду в музыкальную комнату. Комната, отведенная под мои занятия, невелика, она угловая, и окна смотрят на темнеющий вдалеке лес, а застекленная дверь ведет во дворик с фонтаном, который выстроил в свое время отец, когда я обмолвился, что журчание воды меня вдохновляет. Теперь каждое лето струи фонтана поют, разбиваясь о камни, дразня воображение и пробуждая спящую в моем сердце музыку.
Дрожащими руками я разжигаю маленький камин. Огонь быстро охватывает сухие поленья, но у меня не хватает терпения дождаться, пока комната согреется. Сбросив плащ, я беру арфу и пробую струны негнущимися пальцами: подушечки начинает покалывать, и, чтобы разогреть руки, я приступаю к гаммам. Гаммы постепенно переходят в аккорды, аккорды рассыпаются вариациями, и в них все явственнее начинает звучать та тема, что не дает мне покоя с самого утра. В моих мыслях мы с Вингариэ кружимся под эту музыку в танце, тесно сплетаясь в объятиях – и одновременно играем ее, и голоса моей арфы и флейты моей возлюбленной причудливо сплетаются вместе.
Играя, я совсем забываю о времени; близится утро – серебряный свет, льющийся в стеклянные створки дверей, начинает перетекать в медовое золото. Фонтан все так же неутомимо напевает свою песенку, и, вторя ему, потрескивает огонь. В комнате к утру стало жарко, и я сам не заметил, как взмок, а руки давно уже дрожат не от холода, а от переполняющего меня возбуждения. Я торопливо записываю ноты; знаю, что забыть их мне не грозит, но отчего-то очень хочется увидеть свою фантазию записанной на бумаге.
Исписав несколько страниц, я чувствую, что рука отваливается от усталости, а голова совсем отяжелела. Я падаю на старый диван, подложив под голову свернутый отцовский плащ вместо подушки. Веки словно наливаются свинцом; я закрываю глаза и погружаюсь в сон".

Синхронистично: мне прислали музыку для новой песни. И я услышал, что должно быть: белтейновская плясовая. Майские ночи. Белые цветы. Танцы. Первая любовь. Рингвэлин, танцующая с Майтимо.
Хожу с песней в голове. Она пока ещё не написана (не дописана, точнее). Я думаю только о том, как же точнее и лучше выразить её.