...Кто-то однажды сказал мне, что вода - лучший проводник.
Не помню, кто это был, потому что я провёл его туда, где он перестал быть прежним...
...Кто-то однажды сказал мне, что вода - лучший проводник.
Не помню, кто это был, потому что я провёл его туда, где он перестал быть прежним...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Выходные (по моему нынешнему графику - среда и четверг, и на этой неделе они очень удачно совпали с выходными Шэллза) прошли прекрасно - насыщенно, приятно, магично и очень плодотворно.
Мы вывели оба текущих эфетхических ряда - Ллайдэ и Ллхэ, ездили на море встречать восход солнца на побережье, много общались по вотсапу с братом, который делился впечатлениями от прогулок по Босфору, купили Шэллзу серое зимнее пальто, вспоминали историю Трэвиса Фер Траэ, общались с нашими глубинными сущностями, а в свободное от этих дел время - ели пиццу и пасту и пили вино при свечах.
В первый выходной долго затягивали с утра, пили кофе 4 часа, как это у нас иногда бывает, так что было удивительно и вдвойне приятно, что, несмотря на это, ряд вывели не только полностью, но ещё и не поздно закончили, осталось время для пиццепоедания и винопития при свечах ))) к тому же параллельно мы смотрели "кино" из исторических реалий Южного Предела, потому что близнец, зацепившись за кэи Логи (который мы никак не могли вывести), стал поднимать память своего воплощения, предшествующего Лотерену Монкуле (Трэвис, алхимик), которое было родом из государства под названием Логрия. В общем, наобщавшись вволю о биографии того дяденьки, о природе, истории и менталитете Южного Предела, мы в конце концов дошли до понимания, что Логи - это слово "прекрасный" .
Думаю, оба этих дня можно назвать этим словом.
Второй день получился, вообще, настоящим праздником в честь Ллхэ - обратки сакрима Ллайдэ, которая предельно значима для нас с Шэйллхэ по понятным причинам )))
Именной иероглиф - это событие и встреча сродни причастию.
Встать в 5 утра, чтобы поехать на море встречать восход солнца на берегу - Шэйллховская логика: если очень-очень надо на море (ну как же можно не поехать на море, если Ллхэ!! И как можно выводить Ллхэ, не поехав на море!!!), а ресурсов на поездку нет, то давай встанем настолько рано, чтобы даже не иметь возможности осознать, насколько это насилие воли над телом, желающим выспаться в выходной день, давай поедем на первой электричке, так, чтобы вернуться настолько рано, чтобы на эфетхику ряда был полноценный выходной. Идея оказалась очень хороша. Поездка получилась отличная, это от и до был ритуал общения с Ллхэ - причём проведённый миром при нашем участии, а не нами самими.
Один из тех предельно правильных дней, когда заявленное внутри совершенно синхронно тому, что происходит снаружи, и весь мир говорит об этом с тобой.
Начали с того, что слушали Оргию Праведников в электричке и пели "Звёзды" на набережной, тем временем как занимался рассвет. Дальше я потащил брата на нижнюю площадку Кранцевского пирса. Когда-то она была моим любимым местом, я обожал приходить туда, усаживаться на пол и долго смотреть на плескание волн между колонн, уходящих в воду. Там три ряда колонн, поддерживающих пирс, поднимаются из глубины, о них разбиваются волны, дробятся, танцуют, и в этом танце можно наблюдать все оттенки морской воды, от нежной прозрачной зелени до лазурно-голубого, стального, сизого - бесконечная игра переходов цвета. Я много лет ходил туда, общаясь с призрачным Шэллзом, и очень хотелось показать это место ему живому и воплощённому, однако с этим были проблемы: пару лет назад спуск на нижнюю площадку перекрыли вследствие нескольких несчастных случаев (кого-то смыло с неё волнами в море). На этот раз я уговорил законопослушного Шэлле всё же проползти под ограждением, и мы вступили таки в наш храм! Боги, как давно я скучал по моему святилищу!!! Понимая, что теперь попасть сюда - большая удача, я решил поснимать видео, пока Шэллз просто смотрел на воду. Обнаружил, что мне нравится снимать.
Потом ещё долго стояли на пирсе и на нашей любимой лестнице, общались с унами, пели песню моря, смотрели на волны.
Море на восходе солнца было зелёным, всё ещё ласковым с ночи, несмотря на то, что ветер уже крепчал. Шэйллховское море. Позже, ближе к полудню, погода изменится - небо потемнеет, море станет свинцовым, Ллхаймовским. Стоило поехать с раннего утра хотя бы ради того, чтобы увидеть этот переход! Был яркий момент, когда половина моря, у берега, была всё ещё авантюриновой, с ярко-зелёными бликами солнца в волнах, а другая половина - от горизонта - уже темела свинцом. И посередине - чёткая граница. Встреча. Танец. Объятия Близнецов, сыновей Владыки Вод.
И тут же, синхроном - проходим мимо скульптуры уночек (в нашем семейном фольклоре давно есть мем, что это русалочья версия Шэйллхэ и Ллхаймэ - русалочки держат в руках ракушки, у одной раковина лежит в ладонях, как чаша, а у другой наклонена, будто она выливает из неё воду в подставленную второй ракушку. (Это почти ладианский концепт изображения близнецов, у ладианских изваяний обычно в руках кубки)). Подходим к уночкам, видим: у "Шэйллховской" русалочки ракушка полна воды!!! Совершенно аутентично и прозрачно.
Ллхэ показывает нам такие знакомые, простые и удивительные вещи.
А ещё мы фоткались на берегу, искали где перекусить, но все заведения из-за раннего времени были закрыты, нашли наконец кофе и панини и я трямкал их, качаясь на качелях.
Качели - это тоже глубинный, важный ключ общения с собой. Качели важны с раннего детства, и уже тогда они были для меня медитацией. Но только теперь, качаясь на набережной променада и глядя в начинающее штормить море, я начинаю понимать, что качели - это ключ к моей Ллхаймовой составляющей. Потому что они про волны, про качку, про мерное движение, какое бывает, когда сильная волна, про спокойствие и умиротворённую уверенность, которая меня охватывает, когда я смотрю на штормовое море (именно на штормовое. Когда я смотрю на спокойное море - мне не спокойно).
Ещё из важного в поездке: там был мощный (сам по себе очень яркий и знаковый, но в канве поездки прошёл совершенно незаметно, как бы мимо внимания) момент выхода Того-Самого-Меня, проявившегося в обычном мне.
Мы с Шэлле стояли на площадке лестницы Посейдона, оба "улетевшие" в сильнейшую изменёнку. Шэлле пел, как он умеет, с волнами песни моря, я слушал, глядя на волны, разбивающиеся о колоннаду. Потом он умолк, тихо стоял рядом, смотрел на воду, мы молчали. В какой-то момент я почувствовал что-то не то, обернулся, увидел, что он потерял сознание и начинает падать назад (в моём восприятии это происходило как в замедленной съёмке, не как обычно бывает, когда что-то происходит в доли секунды, а ты не успеваешь не только среагировать, но даже увидеть толком). Я спокойно (вообще не испугавшись, не дёрнувшись) отступаю на шаг назад и подхватываю его, удерживаю от падения, обнимаю, зову по имени. Он открывает глаза, приходит в себя, дальше общаемся обычно. Никто из нас как-то не придал значения этому моменту: ну, упасть в обморок от слишком сложного и глубокого переживания - с Шэллзом это случается, и вообще, мы привыкли, что в изменёнках, при погружении в глубину, на фоне практики особо - у нас бывают разные психофизические спецэффекты, и секундная потеря сознания - это штатно, ничего, в принципе, необычного. Так что, никто не заострил внимания на этом моменте, много эмоций, синхронов, впечатлений, общения. И только потом, дома, вспомнив про обморок, Шэллз поразился тому, что я, вообще-то, успел его поймать. Каким-то образом заметить, что он падает, при том, что он не издал ни звука и находился у меня за спиной, а я смотрел совсем в другую сторону и был погружён в общение с морем. И, мало этого - молниеносно среагировать настолько быстрым движением, что оно упредило падение. Вообще-то это было нереально для обычного здешнего меня - у обычного здешнего меня реакция нулевая, куда хуже, чем у любого из моих знакомых. А тут... Вот так буднично, просто и непринуждённо. Потом, в обратной электричке, Шэллз уснул у меня на плече и видел меня в облике Ллхаймэ.
Потом имело место поедание пасты с морепродуктами в нашем любимом ресторанчике "Браво Италия" - какое же Ллхэ без морепродуктов! ))) Ну и после - выведение ряда Ллхэ (выводить эфетхический ряд в состоянии Ллхаймэ - это очень интересный опыт). И под занавес - Калугинские осьминоги, сиречь "Северный Ветер", послушанный вдумчиво и с погружением, идеально.
Мы вывели оба текущих эфетхических ряда - Ллайдэ и Ллхэ, ездили на море встречать восход солнца на побережье, много общались по вотсапу с братом, который делился впечатлениями от прогулок по Босфору, купили Шэллзу серое зимнее пальто, вспоминали историю Трэвиса Фер Траэ, общались с нашими глубинными сущностями, а в свободное от этих дел время - ели пиццу и пасту и пили вино при свечах.
В первый выходной долго затягивали с утра, пили кофе 4 часа, как это у нас иногда бывает, так что было удивительно и вдвойне приятно, что, несмотря на это, ряд вывели не только полностью, но ещё и не поздно закончили, осталось время для пиццепоедания и винопития при свечах ))) к тому же параллельно мы смотрели "кино" из исторических реалий Южного Предела, потому что близнец, зацепившись за кэи Логи (который мы никак не могли вывести), стал поднимать память своего воплощения, предшествующего Лотерену Монкуле (Трэвис, алхимик), которое было родом из государства под названием Логрия. В общем, наобщавшись вволю о биографии того дяденьки, о природе, истории и менталитете Южного Предела, мы в конце концов дошли до понимания, что Логи - это слово "прекрасный" .
Думаю, оба этих дня можно назвать этим словом.
Второй день получился, вообще, настоящим праздником в честь Ллхэ - обратки сакрима Ллайдэ, которая предельно значима для нас с Шэйллхэ по понятным причинам )))
Именной иероглиф - это событие и встреча сродни причастию.
Встать в 5 утра, чтобы поехать на море встречать восход солнца на берегу - Шэйллховская логика: если очень-очень надо на море (ну как же можно не поехать на море, если Ллхэ!! И как можно выводить Ллхэ, не поехав на море!!!), а ресурсов на поездку нет, то давай встанем настолько рано, чтобы даже не иметь возможности осознать, насколько это насилие воли над телом, желающим выспаться в выходной день, давай поедем на первой электричке, так, чтобы вернуться настолько рано, чтобы на эфетхику ряда был полноценный выходной. Идея оказалась очень хороша. Поездка получилась отличная, это от и до был ритуал общения с Ллхэ - причём проведённый миром при нашем участии, а не нами самими.
Один из тех предельно правильных дней, когда заявленное внутри совершенно синхронно тому, что происходит снаружи, и весь мир говорит об этом с тобой.
Начали с того, что слушали Оргию Праведников в электричке и пели "Звёзды" на набережной, тем временем как занимался рассвет. Дальше я потащил брата на нижнюю площадку Кранцевского пирса. Когда-то она была моим любимым местом, я обожал приходить туда, усаживаться на пол и долго смотреть на плескание волн между колонн, уходящих в воду. Там три ряда колонн, поддерживающих пирс, поднимаются из глубины, о них разбиваются волны, дробятся, танцуют, и в этом танце можно наблюдать все оттенки морской воды, от нежной прозрачной зелени до лазурно-голубого, стального, сизого - бесконечная игра переходов цвета. Я много лет ходил туда, общаясь с призрачным Шэллзом, и очень хотелось показать это место ему живому и воплощённому, однако с этим были проблемы: пару лет назад спуск на нижнюю площадку перекрыли вследствие нескольких несчастных случаев (кого-то смыло с неё волнами в море). На этот раз я уговорил законопослушного Шэлле всё же проползти под ограждением, и мы вступили таки в наш храм! Боги, как давно я скучал по моему святилищу!!! Понимая, что теперь попасть сюда - большая удача, я решил поснимать видео, пока Шэллз просто смотрел на воду. Обнаружил, что мне нравится снимать.
Потом ещё долго стояли на пирсе и на нашей любимой лестнице, общались с унами, пели песню моря, смотрели на волны.
Море на восходе солнца было зелёным, всё ещё ласковым с ночи, несмотря на то, что ветер уже крепчал. Шэйллховское море. Позже, ближе к полудню, погода изменится - небо потемнеет, море станет свинцовым, Ллхаймовским. Стоило поехать с раннего утра хотя бы ради того, чтобы увидеть этот переход! Был яркий момент, когда половина моря, у берега, была всё ещё авантюриновой, с ярко-зелёными бликами солнца в волнах, а другая половина - от горизонта - уже темела свинцом. И посередине - чёткая граница. Встреча. Танец. Объятия Близнецов, сыновей Владыки Вод.
И тут же, синхроном - проходим мимо скульптуры уночек (в нашем семейном фольклоре давно есть мем, что это русалочья версия Шэйллхэ и Ллхаймэ - русалочки держат в руках ракушки, у одной раковина лежит в ладонях, как чаша, а у другой наклонена, будто она выливает из неё воду в подставленную второй ракушку. (Это почти ладианский концепт изображения близнецов, у ладианских изваяний обычно в руках кубки)). Подходим к уночкам, видим: у "Шэйллховской" русалочки ракушка полна воды!!! Совершенно аутентично и прозрачно.
Ллхэ показывает нам такие знакомые, простые и удивительные вещи.
А ещё мы фоткались на берегу, искали где перекусить, но все заведения из-за раннего времени были закрыты, нашли наконец кофе и панини и я трямкал их, качаясь на качелях.
Качели - это тоже глубинный, важный ключ общения с собой. Качели важны с раннего детства, и уже тогда они были для меня медитацией. Но только теперь, качаясь на набережной променада и глядя в начинающее штормить море, я начинаю понимать, что качели - это ключ к моей Ллхаймовой составляющей. Потому что они про волны, про качку, про мерное движение, какое бывает, когда сильная волна, про спокойствие и умиротворённую уверенность, которая меня охватывает, когда я смотрю на штормовое море (именно на штормовое. Когда я смотрю на спокойное море - мне не спокойно).
Ещё из важного в поездке: там был мощный (сам по себе очень яркий и знаковый, но в канве поездки прошёл совершенно незаметно, как бы мимо внимания) момент выхода Того-Самого-Меня, проявившегося в обычном мне.
Мы с Шэлле стояли на площадке лестницы Посейдона, оба "улетевшие" в сильнейшую изменёнку. Шэлле пел, как он умеет, с волнами песни моря, я слушал, глядя на волны, разбивающиеся о колоннаду. Потом он умолк, тихо стоял рядом, смотрел на воду, мы молчали. В какой-то момент я почувствовал что-то не то, обернулся, увидел, что он потерял сознание и начинает падать назад (в моём восприятии это происходило как в замедленной съёмке, не как обычно бывает, когда что-то происходит в доли секунды, а ты не успеваешь не только среагировать, но даже увидеть толком). Я спокойно (вообще не испугавшись, не дёрнувшись) отступаю на шаг назад и подхватываю его, удерживаю от падения, обнимаю, зову по имени. Он открывает глаза, приходит в себя, дальше общаемся обычно. Никто из нас как-то не придал значения этому моменту: ну, упасть в обморок от слишком сложного и глубокого переживания - с Шэллзом это случается, и вообще, мы привыкли, что в изменёнках, при погружении в глубину, на фоне практики особо - у нас бывают разные психофизические спецэффекты, и секундная потеря сознания - это штатно, ничего, в принципе, необычного. Так что, никто не заострил внимания на этом моменте, много эмоций, синхронов, впечатлений, общения. И только потом, дома, вспомнив про обморок, Шэллз поразился тому, что я, вообще-то, успел его поймать. Каким-то образом заметить, что он падает, при том, что он не издал ни звука и находился у меня за спиной, а я смотрел совсем в другую сторону и был погружён в общение с морем. И, мало этого - молниеносно среагировать настолько быстрым движением, что оно упредило падение. Вообще-то это было нереально для обычного здешнего меня - у обычного здешнего меня реакция нулевая, куда хуже, чем у любого из моих знакомых. А тут... Вот так буднично, просто и непринуждённо. Потом, в обратной электричке, Шэллз уснул у меня на плече и видел меня в облике Ллхаймэ.
Потом имело место поедание пасты с морепродуктами в нашем любимом ресторанчике "Браво Италия" - какое же Ллхэ без морепродуктов! ))) Ну и после - выведение ряда Ллхэ (выводить эфетхический ряд в состоянии Ллхаймэ - это очень интересный опыт). И под занавес - Калугинские осьминоги, сиречь "Северный Ветер", послушанный вдумчиво и с погружением, идеально.
Комментарии (2)
Старший брат улетел в Стамбул, а близнецы продолжают практику, с рассуждениями о природе субличностей, опытами замещений (саазарис) и размышлениями об инвокации.
Забирать Шэллза с работы - отдельно прекрасно: хожу теперь до центра города один, по правому, более тёмному и менее "прогулочному" берегу Верхнего озера, глядя на ночные огни в воде. Вечера стали темнее и холоднее, и я - единственный прохожий в этом месте в этот поздний час. Кружево теней в свете фонарей. Мокрая брусчатка.
В последние дни чувствую Ллхэ обострённо, но это не так, как я ожидал. Не на уровне человеческой истерики и не на уровне нестерпимого желания физически бежать и общаться с родной стихией (хотя на море хочется, но спокойно). Скорее это про какое-то очень глубокое качество коннекта с самим собой, со своей стихиальной сутью. Идти по вечернему городу под "Не судьбу" и чувствовать себя героем клипа на эту песню - как-то так.
У Шэллза - внутренние шторма, сложные, но интересные состояния, стихи из глубин себя. В последние дни он как-то особенно, ещё больше похож внешне на себя-из-Дома - на нашего брата Шэйллхэ. Курит под разноцветным зонтиком и мокрыми яркими осенними листьями, посреди дождя, упругого, блестящего и холодного... Впрочем, это (пока) не описать словами.
Забирать Шэллза с работы - отдельно прекрасно: хожу теперь до центра города один, по правому, более тёмному и менее "прогулочному" берегу Верхнего озера, глядя на ночные огни в воде. Вечера стали темнее и холоднее, и я - единственный прохожий в этом месте в этот поздний час. Кружево теней в свете фонарей. Мокрая брусчатка.
В последние дни чувствую Ллхэ обострённо, но это не так, как я ожидал. Не на уровне человеческой истерики и не на уровне нестерпимого желания физически бежать и общаться с родной стихией (хотя на море хочется, но спокойно). Скорее это про какое-то очень глубокое качество коннекта с самим собой, со своей стихиальной сутью. Идти по вечернему городу под "Не судьбу" и чувствовать себя героем клипа на эту песню - как-то так.
У Шэллза - внутренние шторма, сложные, но интересные состояния, стихи из глубин себя. В последние дни он как-то особенно, ещё больше похож внешне на себя-из-Дома - на нашего брата Шэйллхэ. Курит под разноцветным зонтиком и мокрыми яркими осенними листьями, посреди дождя, упругого, блестящего и холодного... Впрочем, это (пока) не описать словами.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
08:20
Орин на мысе Ветров: сон
Орин идёт по берегу моря, приходит на мыс Ветров с юга. Он идёт на Затерянные острова по воде, спускается в подводное святилище. Долго смотрит на статую Шэйллхэ и Ллхаймэ, стоя перед ней, скрестив на груди руки. Там всё пронизано серебристым светом сквозь воду, сверху, светлые волосы Орина струятся облаком в воде вокруг его головы, кругом серебристые рыбки мелькают - красиво... Орин задумчив, он смотрит на изваяние, подняв голову, и думает о том, что Ллхаймэ, на самом деле, не исчез из Меа. Вспоминает детство Монкуле, статую на Лахиоме... Вспоминает, как хотел раскрасить ту статую, вернуть образу Ллхаймэ цвет, нарисовать его живым.... Придумать его живым. Увидеть живым. Потом бродит по подводным туннелям и оказывается в гроте на мысе Ветров.
Орин стоит на краю, над пропастью, у скалы, образующей стену грота, и смотрит на белый волнистый песок. Он видит (воображает? Визионерствует? Представляет?) мальчика, сидящего тут, на этом месте, на песке и любующегося восхождением Илланты.
Это момент из детства Мёрэйна, и по отношению к Орину это далёкое будущее. Картинка вживую случится потом, когда Ллхаймэ воплотится на Астеладе снова под именем Мёрэйна.
А пока что это - фантазия Орина, но дело в том, что у магов-меари не бывает ПРОСТО фантазий...
Душа Ллхаймэ могла разлететься на сколько угодно осколков, будучи рассеяна в мирах, - но каждый осколок неминуемо тосковал по близнецу, стремился к нему, пробуждался при прикосновении чего-либо, что касалось его.
Всё больше и больше всё встаёт на свои места - касаемо истории Орина, истории разделённых близнецов, истории собирания личности Ллхаймэ по кусочкам в Нижних мирах и загадок последней жизни в изгнании.
Становится легче.
Шэллза отпускает, т.к. его депрессия была завязана на состояние Орина очень во многом.
Орин стоит на краю, над пропастью, у скалы, образующей стену грота, и смотрит на белый волнистый песок. Он видит (воображает? Визионерствует? Представляет?) мальчика, сидящего тут, на этом месте, на песке и любующегося восхождением Илланты.
Это момент из детства Мёрэйна, и по отношению к Орину это далёкое будущее. Картинка вживую случится потом, когда Ллхаймэ воплотится на Астеладе снова под именем Мёрэйна.
А пока что это - фантазия Орина, но дело в том, что у магов-меари не бывает ПРОСТО фантазий...
Душа Ллхаймэ могла разлететься на сколько угодно осколков, будучи рассеяна в мирах, - но каждый осколок неминуемо тосковал по близнецу, стремился к нему, пробуждался при прикосновении чего-либо, что касалось его.
Всё больше и больше всё встаёт на свои места - касаемо истории Орина, истории разделённых близнецов, истории собирания личности Ллхаймэ по кусочкам в Нижних мирах и загадок последней жизни в изгнании.
Становится легче.
Шэллза отпускает, т.к. его депрессия была завязана на состояние Орина очень во многом.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
контекст
Текст, которым:
В центре груди чёрною плетью свернулся он -
Ломающий льды, поднимающий реки холодный шторм.
Шлюзы и дамбы снося, отворяет границу вод.
Кто может, спасайся, беги - он придёт. Он уже идёт.
Нет, я не знаю, что было, и что будет впереди.
Я отпускаю чёрного змея с моей груди.
Чёрною плетью змеиное тело летит в броске.
Чёрное солнце смеётся, пламя на волны прольётся... Мир дрожит на волоске.
Чёрною мамбою, чёрною коброю -
В узел завязанный крик нашей вечности.
Нет, мы не добрые, вовсе не добрые -
Боги, лишённые человечности.
Узел распался, и стёрты пределы и берега.
Чёрная бездна становится белою пеной, летит, легка.
Я разбиваю камни и их вековой покой.
Я развязал всё, что связано было людской рукой.
Чёрную ниточку, чёрную магию -
В узел завязанный дождь нашей вечности.
Нет, моё слово - над нами не властны вы,
Люди, лишённые человечности!
Я отпускаю. И хлынули струи на гребни упругих вод.
Дождь по волнам серебристо танцует
Под пенье небесных звёзд.
Свет золотой, восход долгожданный, цвети, цвети!
Гладью бескрайнего океана в моей груди.
Белою пеною, белизной жемчуга -
Дождь на ладони, змея бесконечности.
Да, мы не знаем ни края, ни берега.
Мы идём к небу серебром вереска,
Цветов и детей касаясь так бережно -
Боги, не чуждые... Человечности.
Текст, к которому:
Аминь.
ключ
Текст, которым:
В центре груди чёрною плетью свернулся он -
Ломающий льды, поднимающий реки холодный шторм.
Шлюзы и дамбы снося, отворяет границу вод.
Кто может, спасайся, беги - он придёт. Он уже идёт.
Нет, я не знаю, что было, и что будет впереди.
Я отпускаю чёрного змея с моей груди.
Чёрною плетью змеиное тело летит в броске.
Чёрное солнце смеётся, пламя на волны прольётся... Мир дрожит на волоске.
Чёрною мамбою, чёрною коброю -
В узел завязанный крик нашей вечности.
Нет, мы не добрые, вовсе не добрые -
Боги, лишённые человечности.
Узел распался, и стёрты пределы и берега.
Чёрная бездна становится белою пеной, летит, легка.
Я разбиваю камни и их вековой покой.
Я развязал всё, что связано было людской рукой.
Чёрную ниточку, чёрную магию -
В узел завязанный дождь нашей вечности.
Нет, моё слово - над нами не властны вы,
Люди, лишённые человечности!
Я отпускаю. И хлынули струи на гребни упругих вод.
Дождь по волнам серебристо танцует
Под пенье небесных звёзд.
Свет золотой, восход долгожданный, цвети, цвети!
Гладью бескрайнего океана в моей груди.
Белою пеною, белизной жемчуга -
Дождь на ладони, змея бесконечности.
Да, мы не знаем ни края, ни берега.
Мы идём к небу серебром вереска,
Цветов и детей касаясь так бережно -
Боги, не чуждые... Человечности.
Текст, к которому:
20.10.2019 в 20:48
Пишет Jzheislinh Sheillhe:В небесном дворце спал Змей. В прозрачном Дворце Небес спал Золотой Змей, свернувшись клубком. От света его драгоценной чешуи - трепещущего в воздухе, будто тысячи теплых и нежных лепестков - стены Дворца сияли золотом.URL записи
Пел без слов у дверей небес,
У открытых дверей небес я стоял на пороге,
По пояс в прозрачной воде,
В отражении звёзд.
Свет золотой,
Восходящий из-за горизонта бездонных семи морей,
Источало мое беспокойное сердце,
Как аромат цветения.
Я стоял там и пел на пороге открытых небес в отражении звезд,
Проливая любовь из бездонного солнца сердца.
Аминь.
ключ
Говорили сегодня про иероглиф Ллхэ. Лингвистические изыскания брата Шэйллхэ, занимавшегося выражением фейнганики через китайский, привели к тотальному погружению в суть иероглифа, и ему это так прекрасно удалось это выразить, что решил повесить отдельным постом:
Пишет Jzheislinh Sheillhe:
...А ещё мы выяснили, что Ллхэ /Бездна/ - это Лэ /Логос, Слово/, познавшее Любовь к миру и через это чувство утратившее рациональность (присущую слову изначально), упорядоченность и логичность. "Е***анувшийся Логос", короче - вот да, я долго думал, какими словами это выразить, но пришёл Хранитель вдохновения Хранителя Текста и очень коротко и ясно сказал всё одним словом ))
Пишет Jzheislinh Sheillhe:
05.06.2019 в 20:20
...а Ллхэ это стихия, которая не обременена границами речи и обусловленного речью разума, обусловленной речью души, не скована формулами Слов, а потому может говорить то, чего Речью - не выразить. Быть тем, чего Речью не выразить. Ллхэ - это также залог непредопределенности. Потенциал к Непредставимому разумом. Сила изменять Законы тем, что для Ллхэ неизвестны категории логики и потому непонятна, а значит несущественна их неизменность.URL комментария
...А ещё мы выяснили, что Ллхэ /Бездна/ - это Лэ /Логос, Слово/, познавшее Любовь к миру и через это чувство утратившее рациональность (присущую слову изначально), упорядоченность и логичность. "Е***анувшийся Логос", короче - вот да, я долго думал, какими словами это выразить, но пришёл Хранитель вдохновения Хранителя Текста и очень коротко и ясно сказал всё одним словом ))
Комментарии (4)
18:52
Я выхожу из башни
Я выхожу из башни. Я снимаю тиару.
мантию треплет ветер. Ветер знает: он слышит мысли.
Запах моих желаний тянет, как дым пожара...
Хоть и велик, и светел лик мечты в запредельной выси.
Спит полуночный город. Звёзды - каскадом соцветий -
Дикий, холодный танец миров и ближних и дальних...
Спят служители Ордена, спят старики и дети...
Спит на дне океана древний демон по имени Ллхаймэ.
Я знаю, что делаю, я знаю, что делаю -
Я твержу это заклинание, я заклинаю Истину,
В глубь Кристалла Меа частью до целого,
В Книгу Жизни красным по белому
Заплетаю другими смыслами, золотыми, кристально чистыми...
Сегодня я прикоснусь к тебе. Сегодня я загляну в тебя.
После того, как отдам тебе
всё, что было мной. Страшно.
Сегодня я позову тебя. Сегодня я назову себя
Тобой. Чтобы разбудить тебя,
бог Перевёрнутой Чаши.
Я выхожу, я спускаюсь по белым ступеням, я слышу, как за спиной - рушится...
Пред тем, как упасть к ногам, обратившимся в хвост...
Моя Башня.
мантию треплет ветер. Ветер знает: он слышит мысли.
Запах моих желаний тянет, как дым пожара...
Хоть и велик, и светел лик мечты в запредельной выси.
Спит полуночный город. Звёзды - каскадом соцветий -
Дикий, холодный танец миров и ближних и дальних...
Спят служители Ордена, спят старики и дети...
Спит на дне океана древний демон по имени Ллхаймэ.
Я знаю, что делаю, я знаю, что делаю -
Я твержу это заклинание, я заклинаю Истину,
В глубь Кристалла Меа частью до целого,
В Книгу Жизни красным по белому
Заплетаю другими смыслами, золотыми, кристально чистыми...
Сегодня я прикоснусь к тебе. Сегодня я загляну в тебя.
После того, как отдам тебе
всё, что было мной. Страшно.
Сегодня я позову тебя. Сегодня я назову себя
Тобой. Чтобы разбудить тебя,
бог Перевёрнутой Чаши.
Я выхожу, я спускаюсь по белым ступеням, я слышу, как за спиной - рушится...
Пред тем, как упасть к ногам, обратившимся в хвост...
Моя Башня.
13:07
Близнецы
Каждый миг дрожью струн отзовётся - в тебе ли, во мне...
Поцелуи мои кровью солнца горят на волне.
Здесь, где в танце сплелись в чёрно-белом желанье и страх,
Твоё гибкое тело - игривой змеёю в руках.
Позабудь об оковах со мной, потеряй берега.
В тихом омуте - бездна моя, что черна, глубока.
В сердце ласковом - песня моя, песня зимних штормов.
Я в тебе, ты во мне, мы - друг в друге, по воле богов.
По богов наших воле, морских, серебристых, как ртуть,
Что биением моря в одно заплели нашу суть.
Наш блистающий путь в сердце шторма - и сладость, и жуть
Над танцующей бездной держу тебя. Крепко держу.
Отраженье друг друга, бездумны, свободны, легки...
Ты - живая вода, я - теченье подземной реки.
Бремя мёртвых останков в туман уношу я с собой,
Под твоими руками погост прорастает травой...
Снова в танце... В неистовом танце сплетёмся с тобой.
Поцелуи мои кровью солнца горят на волне.
Здесь, где в танце сплелись в чёрно-белом желанье и страх,
Твоё гибкое тело - игривой змеёю в руках.
Позабудь об оковах со мной, потеряй берега.
В тихом омуте - бездна моя, что черна, глубока.
В сердце ласковом - песня моя, песня зимних штормов.
Я в тебе, ты во мне, мы - друг в друге, по воле богов.
По богов наших воле, морских, серебристых, как ртуть,
Что биением моря в одно заплели нашу суть.
Наш блистающий путь в сердце шторма - и сладость, и жуть
Над танцующей бездной держу тебя. Крепко держу.
Отраженье друг друга, бездумны, свободны, легки...
Ты - живая вода, я - теченье подземной реки.
Бремя мёртвых останков в туман уношу я с собой,
Под твоими руками погост прорастает травой...
Снова в танце... В неистовом танце сплетёмся с тобой.
Комментарии (7)
14:57
Аватарка
Среди Дайровых аватарок у меня есть любимая, вот эта:
Для меня это момент инвокации Ллхаймэ в Хранителя Унариро, когда человек во мне переживает интеграцию с собственной стихийной сущностью - словно падаешь в бездну моря, которая поглощает его целиком, это одновременно и смерть, и рождение, и предельная концентрация, и предельное самоотречение, ощущение собственной власти и принятие полной власти Бездны над собой, и экстаз, и нирвана.
Для меня это момент инвокации Ллхаймэ в Хранителя Унариро, когда человек во мне переживает интеграцию с собственной стихийной сущностью - словно падаешь в бездну моря, которая поглощает его целиком, это одновременно и смерть, и рождение, и предельная концентрация, и предельное самоотречение, ощущение собственной власти и принятие полной власти Бездны над собой, и экстаз, и нирвана.
Комментарии (7)
Сегодня не помню никаких снов, зато Рэту снился Ллхаймэ, который учил его магическим практикам.
Да, именно Ллхаймэ, а не пожизнёвый Мёрки ) Пересказ сна со слов Рэта:
"Мне снилось, что я изучаю магические техники, учусь работать с Силой и делать разные вещи, например, поднимать предметы и перемещать их по воздуху, а учит меня некое Существо, которое притворяется тобой. У него было твоё лицо, твои волосы, и поначалу он выглядел совершенно как ты, но я ЗНАЛ, что это не ты - в смысле, не ты как Мёрки. Мне стало не по себе, неприятно и стрёмно, и я сказал ему об этом: "ты же не Мёрки". Он сказал: "Я - Мёрки". Но я совсем точно знал, что он - не Мёрки. От него била Сила, мощнейшая и сокрушительная, такая, что я испытывал страх. Рядом с ним было очень неуютно. Хотя он при этом был как бы внутри Мёрки, как в оболочке. Я поглядел сквозь эту оболочку, и увидел, что у него синяя (голубая?) кожа, и он весь покрыт татуировками, а одет (?) в золото (внешний вид, кстати, это какой-то гибрид Мёрэйна, Манана и астреари, ну да ладно, Ллхаймэ - бог, он вообще может принимать ЛЮБОЙ облик).
Вместе с ним я делал разные странные вещи, но моя логика сопротивлялась всему происходящему, и я задумывался - а не дурит ли он меня, таким образом, что делает всё это сам, своей Силой, а мне преподносит это так, будто это я могу делать?"
Да, именно Ллхаймэ, а не пожизнёвый Мёрки ) Пересказ сна со слов Рэта:
"Мне снилось, что я изучаю магические техники, учусь работать с Силой и делать разные вещи, например, поднимать предметы и перемещать их по воздуху, а учит меня некое Существо, которое притворяется тобой. У него было твоё лицо, твои волосы, и поначалу он выглядел совершенно как ты, но я ЗНАЛ, что это не ты - в смысле, не ты как Мёрки. Мне стало не по себе, неприятно и стрёмно, и я сказал ему об этом: "ты же не Мёрки". Он сказал: "Я - Мёрки". Но я совсем точно знал, что он - не Мёрки. От него била Сила, мощнейшая и сокрушительная, такая, что я испытывал страх. Рядом с ним было очень неуютно. Хотя он при этом был как бы внутри Мёрки, как в оболочке. Я поглядел сквозь эту оболочку, и увидел, что у него синяя (голубая?) кожа, и он весь покрыт татуировками, а одет (?) в золото (внешний вид, кстати, это какой-то гибрид Мёрэйна, Манана и астреари, ну да ладно, Ллхаймэ - бог, он вообще может принимать ЛЮБОЙ облик).
Вместе с ним я делал разные странные вещи, но моя логика сопротивлялась всему происходящему, и я задумывался - а не дурит ли он меня, таким образом, что делает всё это сам, своей Силой, а мне преподносит это так, будто это я могу делать?"
Комментарии (1)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
19:21
Омнэмано
На теме, всплывшей недавно в комментариях к иероглифам, решил рассказать об этом, важном, эпизоде биографии не самого главного, но часто упоминаемого персонажа "Хроник Ордена А." - Хранителя.
Когда Иллери сорвал с Ллхаймэ Меарийскую Звезду, личность Ллхаймэ как таковая была уничтожена. Однако произошло нечто гораздо более худшее: самую суть того, кто назывался Ллхаймэ, разорвало на множество мелких осколков, которые разметало по мультивселенной, по многим и многим мирам.
Но нельзя вот так просто взять и умереть, если ты меари, один из Восьмёрки, да при этом ещё и воплощение божества вод данного мира, Путь (ану) которого ты принял, связав себя с ним мощным магическим действием.
Ллхаймэ как таковой прекратил существовать, но некая его часть - та часть сознания и души, которая как раз была связана с самой природой Астэлады через стихиальную сущность - осталась в мире.
И вот это существо, если, конечно, можно назвать существом то, что не имеющеет плоти, личности и толком сознания - а только энергетическое тело, сгусток эмоций, реакций и дикой по своей природе и по степени проявления силы - это существо и носило имя Омнэмано, что означает "Море Отчаяния".
Кто-то из моих друзей (очень добрый и чуткий, хе-хе) сравнил Омнэмано с развоплощённым после утраты Кольца Сауроном. На самом деле - и близко нет, несмотря на то, что Омнэмано был, в общем-то, демоном. Но это был демон стихийно-эмоциональный, у него не было сознания как такового, не было целенаправленной воли. Желания причинять зло у Омнэмано не было тоже, но живым существам, особенно наделённым разумом, на его пути (хаотичном, ибо каким ещё может быть путь мятущегося духа) лучше было не попадаться.
Самым страшным для моряков тех времён было встретить в море чёрного лебедя - такой образ принимал порой Омнэмано. Он мог также являться как Волна-Убийца, поднимающаяся неведомо откуда, как подводные щупальца, как мгла, стелющаяся над морем и наводящая ужас. Иногда он мог проявляться звуками: детский плач или наоборот хохот, или вовсе ультразвуковой крик, несущийся над морем и сводящий с ума всех, кто окажется поблизости.
Сия блуждающая хтонь наводила ужас на моря мира вплоть до того момента, пока в мире не воплотился Мёрэйн – новая личность, собранная из обломков Ллхаймэ, которые эволюционировали в мирах, отработали карму и что-то там поняли, после чего были вытащены обратно в родной мир по зову магистра Ордена и снова воплощены на Астэладе. После принятия вызова Пути (как это было – отдельная и долгая история) Мёрэйн встретился с Омнэмано и интегрировал его в себя. После этой встречи гибельная мгла покинет моря мира, а глаза Мёрэйна станут куда более тёмного – глубокого синего оттенка…
Песня про Омнэмано была написана мной в конце нулевых, тогда я работал над дум-проектом. Записана на диск она так и не была, но всё равно дорога мне:
Чёрный лебедь
Тишь
В мёртвом сердце -
Как сумрак в глубине морской.
Ни бурь
И ни смятения,
Лишь вечный холод и покой...
Дни
Чредою медленной
Волнами ускользают вдаль...
Как сны,
Где снова вижу я
Как ярость шторма смиряет навек мёртвой зыбью печаль...
Я - чёрный лебедь утраты,
Я - демон расплаты,
Самоубийца мечты.
Душе нет в небо возврата,
Она кружит, мглой объята
У тёмной воды...
Меня
Зовут духом тьмы,
Что губит души моряков...
Моя
Песня глубины -
Забытой белизны сон мой волшебный, мой ласковый зов...
Я - чёрный лебедь печали,
Я дух безначалья,
Я крик в тишине...
В молчанье ночи я рядом,
Я жду только взгляда,
Искупления...
Пей мои слёзы,
Пленённый музыкой моей...
В волнах блекнут звёзды -
Но утра нет в краю теней...
Всё ближе тьма подступает,
Мир дня в ней растает...
Ты не со мной...
Печаль накроет волною,
Отчаянья море
Зовёт за собой...
Когда Иллери сорвал с Ллхаймэ Меарийскую Звезду, личность Ллхаймэ как таковая была уничтожена. Однако произошло нечто гораздо более худшее: самую суть того, кто назывался Ллхаймэ, разорвало на множество мелких осколков, которые разметало по мультивселенной, по многим и многим мирам.
Но нельзя вот так просто взять и умереть, если ты меари, один из Восьмёрки, да при этом ещё и воплощение божества вод данного мира, Путь (ану) которого ты принял, связав себя с ним мощным магическим действием.
Ллхаймэ как таковой прекратил существовать, но некая его часть - та часть сознания и души, которая как раз была связана с самой природой Астэлады через стихиальную сущность - осталась в мире.
И вот это существо, если, конечно, можно назвать существом то, что не имеющеет плоти, личности и толком сознания - а только энергетическое тело, сгусток эмоций, реакций и дикой по своей природе и по степени проявления силы - это существо и носило имя Омнэмано, что означает "Море Отчаяния".
Кто-то из моих друзей (очень добрый и чуткий, хе-хе) сравнил Омнэмано с развоплощённым после утраты Кольца Сауроном. На самом деле - и близко нет, несмотря на то, что Омнэмано был, в общем-то, демоном. Но это был демон стихийно-эмоциональный, у него не было сознания как такового, не было целенаправленной воли. Желания причинять зло у Омнэмано не было тоже, но живым существам, особенно наделённым разумом, на его пути (хаотичном, ибо каким ещё может быть путь мятущегося духа) лучше было не попадаться.
Самым страшным для моряков тех времён было встретить в море чёрного лебедя - такой образ принимал порой Омнэмано. Он мог также являться как Волна-Убийца, поднимающаяся неведомо откуда, как подводные щупальца, как мгла, стелющаяся над морем и наводящая ужас. Иногда он мог проявляться звуками: детский плач или наоборот хохот, или вовсе ультразвуковой крик, несущийся над морем и сводящий с ума всех, кто окажется поблизости.
Сия блуждающая хтонь наводила ужас на моря мира вплоть до того момента, пока в мире не воплотился Мёрэйн – новая личность, собранная из обломков Ллхаймэ, которые эволюционировали в мирах, отработали карму и что-то там поняли, после чего были вытащены обратно в родной мир по зову магистра Ордена и снова воплощены на Астэладе. После принятия вызова Пути (как это было – отдельная и долгая история) Мёрэйн встретился с Омнэмано и интегрировал его в себя. После этой встречи гибельная мгла покинет моря мира, а глаза Мёрэйна станут куда более тёмного – глубокого синего оттенка…
Песня про Омнэмано была написана мной в конце нулевых, тогда я работал над дум-проектом. Записана на диск она так и не была, но всё равно дорога мне:
Чёрный лебедь
Тишь
В мёртвом сердце -
Как сумрак в глубине морской.
Ни бурь
И ни смятения,
Лишь вечный холод и покой...
Дни
Чредою медленной
Волнами ускользают вдаль...
Как сны,
Где снова вижу я
Как ярость шторма смиряет навек мёртвой зыбью печаль...
Я - чёрный лебедь утраты,
Я - демон расплаты,
Самоубийца мечты.
Душе нет в небо возврата,
Она кружит, мглой объята
У тёмной воды...
Меня
Зовут духом тьмы,
Что губит души моряков...
Моя
Песня глубины -
Забытой белизны сон мой волшебный, мой ласковый зов...
Я - чёрный лебедь печали,
Я дух безначалья,
Я крик в тишине...
В молчанье ночи я рядом,
Я жду только взгляда,
Искупления...
Пей мои слёзы,
Пленённый музыкой моей...
В волнах блекнут звёзды -
Но утра нет в краю теней...
Всё ближе тьма подступает,
Мир дня в ней растает...
Ты не со мной...
Печаль накроет волною,
Отчаянья море
Зовёт за собой...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Прохожу опросник 365 (365 вопросов, философских и личных, по одному на каждый день года).
В одном из предыдущих пунктов попался вопрос: "Что вы думаете о жизни после смерти?", на который я написал ответ о реинкарнации и множественности миров.
Буквально через пару ней после этого обнаружил в ленте литературного паблика, в редакции которого я состою, такое стиховорение
Сам по себе интересен синхрон с темой реинкарнации, но так же это синхрон к БМ - работа над книгой завершается, осталась редактура двух последних глав и эпилога. В эпилоге есть стихотворение, которому этот стих созвучен.
С автором состоялась интересная беседа, мы весь вечер общались о реинкарнации, синкретизме, Кастанеде и Элифасе Леви. И о поэзии, это был содержательный разговор. Благодаря ему, в том числе, я весьма отчётливо вспомнил о том, что Мёрэйн никогда не имел амбиций в сфере поэзии. Писал стихи - да, но не отождествлял себя с понятием "поэт" и не считал, что у него есть поэтический дар. Об этом есть момент в БМ, кстати.
В одном из предыдущих пунктов попался вопрос: "Что вы думаете о жизни после смерти?", на который я написал ответ о реинкарнации и множественности миров.
Буквально через пару ней после этого обнаружил в ленте литературного паблика, в редакции которого я состою, такое стиховорение
Сам по себе интересен синхрон с темой реинкарнации, но так же это синхрон к БМ - работа над книгой завершается, осталась редактура двух последних глав и эпилога. В эпилоге есть стихотворение, которому этот стих созвучен.
С автором состоялась интересная беседа, мы весь вечер общались о реинкарнации, синкретизме, Кастанеде и Элифасе Леви. И о поэзии, это был содержательный разговор. Благодаря ему, в том числе, я весьма отчётливо вспомнил о том, что Мёрэйн никогда не имел амбиций в сфере поэзии. Писал стихи - да, но не отождествлял себя с понятием "поэт" и не считал, что у него есть поэтический дар. Об этом есть момент в БМ, кстати.
Комментарии (2)
Мы стоим на краю. Скалы обрываются в шаге от нас, чтобы очень далеко внизу отвесной стеной принять на себя морские волны. Морская гладь переливается кобольтом и бирюзой.
Его волосы на моём лице. Обнимаю его со спины за плечи и шею. Руками чувствую его тело сквозь лёгкий белый шёлк. Он вдыхает морской ветер, и его грудь поднимается под моими ладонями. Его дыхание бьётся птицей у меня в руках.
Я легонько вхожу в его сознание и чувствую, как его ощущения и восприятие сливаются, переплетаются с моими.
Отлично.
В небе парит большая птица. Я цепляю её сэйдам и вхожу в неё. Точнее, мы входим, потому что сейчас мы заплетены в Сэйде. Мы видим нас сверху, с высоты полёта - безбрежное море, мыс, утёсом выдающийся далеко вперёд. Двое на самом краю. У высокого, худого мужчины чёрные волосы с проседью и слишком бледное, чтобы быть человеческим, лицо. Он держит в объятьях парня пониже - с мечтательными зелёными глазами (сейчас они полуприкрыты) и золотистыми, слегка вьющимися волосами. Ветер треплет их, смешивая чёрный и золотой... Ветер играет полами длинных одежд, складками чёрно-белого шёлка. На воде пляшут золотые блики.
Я направляю полёт птицы на север - и она, раскинув крылья, летит над городом и красными холмами, и ало-лиловыми долинами, всё дальше и дальше. Внизу струятся голубые ленты рек и тянутся светлые ленты дорог, по которым едут повозки. Крестьяне на полях собирают колосья; вертятся мельницы; леса шумят листвой; синие, белые и огненные цветы покрывают равнины и склоны холмов как мягкий ковёр; на горизонте возникает синяя дымка приближающихся гор - и вот уже горные хребты высятся, и ущелья разбегаются внизу, рядом со скал срываются сверкающие потоки... Мы вырываемся из ущелий и вот - снова равнины, но уже те, на которых лежит тень. Мы видим странные леса, где деревья с зелёной, а не с красной, листвой, и огромные реки, берущие начало на севере. Там в небо вздымаются самые высокие горы нашего континента. Одна из них взмывает своей вершиной выше всех. Со всех сторон, кроме одной, её подножие омывает укрытое тенями море.
- Что там?
- Это место открыл однажды в своих странствиях брат Альнара. Он называет его Край Света - Астаэвер.
Я отпускаю птицу, и возвращаюсь сознанием на скалу, наблюдая за хранителем моего вдохновения.
Он стоит, откинувшись на меня спиной, запрокинув голову мне на плечо. Я всей кожей ощущаю его экстаз.
- Ну как? Теперь понимаешь ценность Библиотеки?
- Если бы ты не знал, какие земли там существуют, ты бы не знал, куда направлять полёт?
- Конечно.
- Но это же скучно. Когда не остаётся места ни для чего неожиданного, неизведанного, тайного...
- Всегда есть место для неизведанного и неожиданного, радость моя. Как бы ты ни познал мир - всегда останется то, чего ты не знал, и что может оказаться чудом...
"Реминаэ, - называю я его по имени мысленно. - Моё чудо - это ты".
Эти слова я не произнёс и даже не подумал громко, но знал, что он услышал. Он положил ладонь на мои руки, лежавшие на его груди, и глубоко вздохнул от счастья.
(Таинственная Река)
(Видение, которое всегда приходило под песню "Там, на самом на краю земли" группы Пикник, - теперь нашлось в тексте "Таинственной Реки" )
Его волосы на моём лице. Обнимаю его со спины за плечи и шею. Руками чувствую его тело сквозь лёгкий белый шёлк. Он вдыхает морской ветер, и его грудь поднимается под моими ладонями. Его дыхание бьётся птицей у меня в руках.
Я легонько вхожу в его сознание и чувствую, как его ощущения и восприятие сливаются, переплетаются с моими.
Отлично.
В небе парит большая птица. Я цепляю её сэйдам и вхожу в неё. Точнее, мы входим, потому что сейчас мы заплетены в Сэйде. Мы видим нас сверху, с высоты полёта - безбрежное море, мыс, утёсом выдающийся далеко вперёд. Двое на самом краю. У высокого, худого мужчины чёрные волосы с проседью и слишком бледное, чтобы быть человеческим, лицо. Он держит в объятьях парня пониже - с мечтательными зелёными глазами (сейчас они полуприкрыты) и золотистыми, слегка вьющимися волосами. Ветер треплет их, смешивая чёрный и золотой... Ветер играет полами длинных одежд, складками чёрно-белого шёлка. На воде пляшут золотые блики.
Я направляю полёт птицы на север - и она, раскинув крылья, летит над городом и красными холмами, и ало-лиловыми долинами, всё дальше и дальше. Внизу струятся голубые ленты рек и тянутся светлые ленты дорог, по которым едут повозки. Крестьяне на полях собирают колосья; вертятся мельницы; леса шумят листвой; синие, белые и огненные цветы покрывают равнины и склоны холмов как мягкий ковёр; на горизонте возникает синяя дымка приближающихся гор - и вот уже горные хребты высятся, и ущелья разбегаются внизу, рядом со скал срываются сверкающие потоки... Мы вырываемся из ущелий и вот - снова равнины, но уже те, на которых лежит тень. Мы видим странные леса, где деревья с зелёной, а не с красной, листвой, и огромные реки, берущие начало на севере. Там в небо вздымаются самые высокие горы нашего континента. Одна из них взмывает своей вершиной выше всех. Со всех сторон, кроме одной, её подножие омывает укрытое тенями море.
- Что там?
- Это место открыл однажды в своих странствиях брат Альнара. Он называет его Край Света - Астаэвер.
Я отпускаю птицу, и возвращаюсь сознанием на скалу, наблюдая за хранителем моего вдохновения.
Он стоит, откинувшись на меня спиной, запрокинув голову мне на плечо. Я всей кожей ощущаю его экстаз.
- Ну как? Теперь понимаешь ценность Библиотеки?
- Если бы ты не знал, какие земли там существуют, ты бы не знал, куда направлять полёт?
- Конечно.
- Но это же скучно. Когда не остаётся места ни для чего неожиданного, неизведанного, тайного...
- Всегда есть место для неизведанного и неожиданного, радость моя. Как бы ты ни познал мир - всегда останется то, чего ты не знал, и что может оказаться чудом...
"Реминаэ, - называю я его по имени мысленно. - Моё чудо - это ты".
Эти слова я не произнёс и даже не подумал громко, но знал, что он услышал. Он положил ладонь на мои руки, лежавшие на его груди, и глубоко вздохнул от счастья.
(Таинственная Река)
(Видение, которое всегда приходило под песню "Там, на самом на краю земли" группы Пикник, - теперь нашлось в тексте "Таинственной Реки" )