Сегодня мы с братом Шэйллхэ начали работу над вторым сакримом - Беннэ.
В ходе практики поняли, что невозможно говорить о Великих сакримах, не говоря о них комплексно, потому что, в отличие от остальных сакримов, которые всё же разбираемы по отдельности, четвёрка Великих - это единая история, четверо Великих происходят друг из друга, продолжают пути друг друга и творят мир. Так что, Шэлле написал текст, описывающий суть четвёрки Великих сакримов.

FB №1. Про особенности ладианской космогонии
Как я упоминал много раз, в мире Астэлады нет типичной космогонии. Т.е. - нет истории о каком-либо божестве (божествах), которых так-то звали, которые так-то персонифицируются и предпринимали такие-то действия (спели, станцевали, сказали слово, убили хтонь и разобрали по составляющим, ещё сделали что-нибудь), чтобы появился мир. Сакримы - не боги, это не персонификации каких-либо сил, наделённых разумом: сакрим - это аспект бытия, сакрим - это божественное состояние, это путь, это история о ком угодно. Если угодно, сакрим - это х или у в математической формуле, где на месте буквы может быть некоторое число, о котором мы не говорим потому, что число не важно, поскольку формула универсальна.

Алль’х – тот, кто зажигает лампаду в небытии. Никто ему не помощник в этом, никто не одарил его огнем, источник своего пути и путешествия, «приключения героя» – сам Алль’х, «Я». Там, где нет ничего кроме тебя, лампаду можешь зажечь только ты сам. Луч высоко поднятой лампады падает под ноги нитью света, и Алль’х делает по ней шаг. Сделав шаг, Алль’х, «Я», встречает Беннэ, «Ты». Потому что только сделав шаг, можно встретить другое «Я», кого-то кроме себя. Бэнне подносит Алль’ху чашу (чаша – это Гидес), и это так же закономерно, как то, что Алль’х делает шаг, когда ему по ноги ложится луч от зажженной им лампады. Потому что когда «Я» встречает «Ты» - другой всегда подносит тебе чашу, ведь у другого есть то, чего нет у тебя, и нельзя поднести чашу с чем-то, чего у тебя еще нет, но что есть у другого - самому себе. Дальше Алль’х принимает чашу и отпивает из нее. Чтобы идти дальше рано или поздно нужно принять поднесенную чашу и испить из нее. Не от одного «Ты», не от второго, так от третьего. Пока этого не произойдет – ничего не изменится, не будет привнесено, не осуществится. Испив из чаши, Алль’х изменяется, он теряет равновесие, и падает вместе с проливающейся чашей. Он «роднится» с тем, что выпил, тк теперь это в нём. Чаша падает и становится миром, Алль’х падает вместе с нею и становится тем, что плещется в чаше – «Я» обретает плоть. Воплощённый оказывается в мире Проявленном, где он познаёт универсальное в конкретном. Где не просто «я», а «я – человек» (или «я – астреари» (к примеру)), где «я нахожусь на таком-то острове, в таком-то месте». Где чаша – это не все чаши мира, а именно вот эта, конкретная чаша, которая в моей руке. Этот момент – Дэйн, и им замыкается четвёрка Великих сакримов – путь обретения Проявленного.

FB №2. об особенностях ладианских представлений о дуальности
В том месте, где "Я" встречает "Ты", Здесь возникает дуальность "мужское - женское". Герой местных мифов здесь встретил бы героиню. В ладианской традиции таких смыслов не возникает. Великие сакримы (и в принципе ладианская космогония) лишены гендерных мотивов. Алль'х может встретить кого угодно - мужчину, женщину, каладэ, представителя какого угодно вида, космический смерч... К слову, Алль'х и сам может быть кем угодно (и изначально является кем-то среднего рода, если уж обращаться к космогонии каладэ, из которой мы знаем о сакримах). И это - причина, по которой я не могу соотносить Великие сакримы с арканами Таро (которые, по логике, должны соотноситься, т.к. связь между этими системами существует). Таро, в угоду культурным особенностям местных традиций, сексичны, сакримы - абсолютно нет.