Брат незнакомый, бывший мой друг и будущий враг - Мы на одном корабле, на одном пути. Лишь один Мастер Текста знать мог бы, что будет так, Я спросил бы его - сколько ещё идти. Сколько ещё до рая осталось миль, Лет и столетий, ударов, ходов, фигур… Может быть, в этой гонке пройдёт не один раиль, А может, потонем завтра под хохот бурь? Мастер Текста мне снится в смутном бреду порой. Я по нему скучаю. И по себе. Кто я в истории - лишь проходной герой, Или тот, кто изменит мир, изменив судьбе? Запредельное ждёт на неведомом берегу, Совершает история медленный поворот, И смотрю я в глаза своему ещё не врагу, И я вижу, как колок на горных дорогах лёд (Где я, может быть, не умру - как придёт черёд…)
И осталось лишь верить тому, кто стоит у руля, Ведь нам некуда деться с этого корабля. Все мы отданы высшей воле Её руки… Тают вдали Анверские маяки.
Встал в 6 утра от сна, в котором мне снилось, что я пью кофе в Штаб с Шэллзом, смотрю на телефон и вижу, что 6 вечера, думаю: "какого хрена я пью кофе в 6 вечера?!" и следующая мысль: "какого вообще хрена у меня 6 вечера в 6 утра? Какого хрена я сплю?!"
...Какого хрена я сплю. Я пытался усадить себя за Экспедицию и начать писать, но пока не смог. Пишется, странным образом, другой текст. 22 хроника. "Утраченный иероглиф". Будущее... Будущее. Наш Капитан, поморщившись на моё определение happy end - я называю так финальную книгу цикла, меня это умиротворяет - перефразировал: Neverend. Этот человек не терпит концепта конечности. Так что... Не-концовку нашей бесконечной истории мы с братьями теперь между собой называем Нэверэндом. А я уже привыкаю к факту того, что вижу будущее. И оно всё яснее. Там, в будущем - в Нэверэнде - я лодочник. Работаю гондольером, вожу пассажиров по вечерам и в ночи, по каналам Анвера, между островами и набережными. Мои братья шутят: "В век чудес, когда все получают наконец возможность отдохнуть и предаться тому, о чём мечтали за долгие века служения в неблагополучном мире, и можно делать всё, что захочешь, или не делать ничего, Мёрэйн устроился на работу... Таксистом". Мой маленький домик над самой водой - в линии рыбацких жилищ по старой набережной острова святого Сэйраса. Ступеньки крыльца спускаются прямо в воду. Она ласково и глухо плещется о дерево по ночам. Учитель живёт на соседней улице. Однажды, когда я заходил к нему, мы заговорились за полночь. Мы вспоминали старых друзей. Я вспоминал Инвина. Глядя в ночь, накрахмаленную ветвями сада, я рассказывал о том, как он сгинул - вылинял из реальности, так, что даже взгляд Хранителя потерял его из виду. Я всё говорил, что не могу поверить в то, что этой душе, этой личности так и не нашлось места в истории... Такого места, где он бы смог быть счастлив. "Это - твоё желание, Мастер Текста?" - Спросил Учитель. Я повернулся, посмотрел на него, и...
...Мне надо рассказать эту историю. Я кое-что подсмотрел в будущем, но для этого - мне нужно рассказать историю о прошлом. Я понимаю, что мне надо бы вернуться к моему нормальному состоянию души - состоянию фанатика. Мне критично нужен кто-то, мысль о ком заставила бы замирать моё сердце. Потому что... ..."Сердце моё не переживёт этот штиль".
И мы пойдём - на самый край, в ужасы моряков, в мечты моей Госпожи о новом для нас пути. Здесь найден рай, изобретена любовь, Но сердце моё Не переживёт этот штиль...
На каравэлле поднимают паруса, а Хронист берёт перо скитальца ноутбук, засыпает в кофемолку зёрна вдохновения, и... ...пора просыпаться. Хронист вспомнит настоящий титул - Хранитель Ордена. Мастер Текста.
Серо-стальные глаза с ярким отсветом в белое. Пронзительный, холодный, всевидящий вгляд проникает в самую душу и читает - с высот до глубин, до дна. Светло-серебристые волосы слегка растрепались, обрамляя прекрасное лицо. Неизъяснимая улыбка играет на тонких губах. -Я знаю каждый ваш шаг. Я знаю каждое движение вашего ума перед тем, как оно оформится в мысль. Вы всерьёз думаете, что можете стать тем, кем не дано было стать мне, пройти по моим следам - и не споткнуться, не упа сть, отправиться дальше и прийти к светлому будущему? Туда, где нет ни печали, ни боли, где общество идеально, и счастлив каждый человек? Вы на самом деле уверены?.. Сдавайтесь. - Вы забываете. Я вижу вас насквозь. Вы не уверены ни в чём и ваш демарш - танец над краем пропасти. Бросайте. Играйте в эти игры с кем угодно. Но не со мной. - Ответный взгляд тёмно-фиолетовых, сливовых глаз похож на ночной омут - кажется ровным, потеряешься и потонешь, если приглядишься. Смугловатая кожа, тёмные волосы с едва уловимым лиловым отливом и тёмные, с изломом, брови, чувственный, но твёрдый рот, бросает слова с убийственной учтивостью. Лёгкая поступь двоих "танцоров", кружево движений, выпад… Сталь с оглушительным звоном скрещивается со сталью. -Быть вашим врагом - одно удовольствие. - Узкие губы, кажется, почти не разжимаются, цедя эти слова. - Вы мне не враг. Но, клянусь, я смотрю в вашу душу и буду пристально следить за вами, хоть из Бездны… Братец. - Последнее слово срывается в крик, и клинки снова встречаются. Противники действительно в точности предугадывают движения друг друга, и ни один удар не достаёт плоти. Слова, всё набирая силу и громкость, звучат, растут, заполоняют всё пространство: - Видит Владычица, я не отступлюсь. Запомните. В каком бы вы ни были праве. Я не отдам вам - ни мою Звезду, ни мою страну, ни мою женщину!! Острая боль в груди рвётся наружу криком - и от собственного вопля Эрмина просыпается. Холодный пот покрывает её кожу. Рука лежит на цветке меарийской Звезды. В груди пульсирует боль. С трудом осознавая себя в настоящем, девушка садится на ложе. Встаёт, пошатываясь. Подходит к зеркалу. Откидывает с лица светло-серебристую прядь. Её глаза в рассветных сумерках блестят сталью, с лёгким отсветом в белое. Словно в беспамятстве, она проводит рукой по лицу. Гонит прочь мучительный кошмар. Возможно ли спать без сновидений? -Возможно ли спать без сновидений, Илле? - Произносит она вслух и вздрагивает от звука собственного голоса. Её взгляд устремлён в зеркало, туда, где на груди сверкает меарийская Звезда. Фигурный цветок о восьми лепестках, Серебро с чернью. Она стоит перед зеркалом, её обнажённое тело прекрасно совершенной красотой, доступной лишь богиням. Она и есть воплощение богини… Женщина, явившая Её волю во плоти. Богиня должна быть безупречной. -Что ж, вероятно, мой рабочий день сегодня начинается чуть раньше. - Эрмина продолжает говорить вслух сама с собой, теперь собственный голос успокаивает её. Отбросив мысль о том, чтобы позвать помощниц, она находит нижнее платье и облачается в его тончайший покров. Точными движениями расправляет складки, прилаживает на места некоторые скрытые детали гардероба, суть которых известна лишь дамам. На стальной застёжке рука срывается, предательски вздрогнув: вместо несчастной броши рука ощущает то, как ладно в ладонь ложится рукоять шпаги. Эрмина невидящим взором смотрит на свою кисть, сгибая и разгибая пальцы, повинуясь безотчётному импульсу, кладёт ладонь на лепестки Звезды… и видит вместо неё другую руку - мужскую, но тонкую и красивую невероятно… Если бы она могла жить в те времена, когда эта рука гладила чёрно-серебряные лепестки Илле, - какое благоговение она испытывала бы при одной мысли о том, чтобы коснуться губами кончиков этих пальцев! Застёжки со звоном падают на пол. Эрмина поминает демонов. Тряхнув головой, выпрямляется, подобрав вещицы. Пристально, твёрдо и зло смотрит в лицо отражению в зеркале. И светло-серебристые волосы темнеют на глазах, становясь тёмно-каштановыми. С едва уловимым лиловым отливом. Отлично. Теперь корсет. Жёсткая конструкция облегает стан, поднимая и фиксируя и без того высокую пышную грудь. Взгляд Эрмины становится отсутствующим и сосредоточенным одновременно: силой её мысли шнуровка затягивается на спине. Нижний лепесток Звезды скрывается в потайном ущелье между двух округлостей, два других нежно обнимают их… Нахмурившись, она смотрит в зеркало и видит другую грудь - мужскую, на которой чернёным Серебром теплится Звезда… На обезглавленном теле. Глубокий вдох, затем выдох. Это твои будни, Менталистка Ордена. Омутный, неразгаданный взгляд тёмно-лиловых глаз смотрит сквозь века и перерождения, слегка насмешливо. "Я вижу насквозь. Вы не уверены ни в чём". Эти тёмно-лиловые глаза победителя смотрели ей в душу перед тем, как закрылись навеки. Насмешливое выражение из них так и не изгладила смерть. Ни одна, ни другая, ни третья. Ещё раз глубоко вздохнув, Эрмина твёрдо встречает в зеркале свой собственный взгляд. Светлые отсветы, подозрительно похожие на сталь, в её глазах тонут в омутной тёмно-лиловой глубине. "Нет. Будь собой, Эрмина." Медленно, но неминуемо, как приходит рассвет, глаза девушки меняют цвет, возвращая свой, привычный всем тем, кто видит её за пределами спальни, - чистый голубой. Пришло время облачиться для выхода в люди. Эрмина выбирает платье. Множество нарядов на любой случай таится в гардеробе властительнейшей из женщин, - платья на банкет и платья на мистерию, церемониальное облачение и бальное декольте, деловой костюм, платья для чаепитий и платья для танцев, скромные повседневные… Кружева и перья, бархат, парча, шёлк, различные окантовки, отделки - платья Эрмины подходят под самые разные образы. Лишь одна особенность объединяет их - все без исключения черны, как ночь. Разных оттенков чёрного, они оформлены по тем канонам, которые применяли дамы минувшей эпохи для обозначения глубокого траура. Эрмина берёт одно из платьев на каждый день - лёгкий вельвет подойдёт для сегодняшней погоды. Покровы богини надёжно прячут тайны от посторонних глаз. Чёрное кружево наглухо укутывает божественную грудь, скрывая под собой чёрно-серебряный блеск меарийской Звезды. "Вы всерьёз думаете, что можете стать тем, кем не дано было стать мне?.." - Едва уловимый шёпот в голове, голосом, которого она никогда не слышала наяву, но который она так хорошо знает… Сердце сжалось, пропустило удар… Звезда будто стала тяжелее. Похожее на лепесток щупальце сильно сдавило грудь под покровами. -Я смогу, - произнесла Эрмина. Повторила, поскольку ей не понравилась интонация своего голоса. Повторила опять. Прислушиваясь к тому, как отзывается на слова сердце… И Звезда. И сказала слова снова. И снова. До тех пор, пока не сочла результат удовлетворительным. Вскинула голову. Последняя деталь облачения. Бережно она берёт холодными пальцами хрустальное ожерелье и расправляет его на груди. Сверкающие прозрачные камни, похожие на кристаллы льда… или на слёзы? - ложатся поверх чёрного кружева, скрывающего Илле, дремлющую на её груди. "Слёзы Владычицы" - так, кажется, называли их когда-то… Пальцы Эрмины сжимают нитку ожерелья, словно стремятся лучше ощутить прикосновение граней кристаллов хрусталя. Камни помнят прикосновение другой руки - мужской и узкой, лёгкой, лишённой женственной нежности, присущей новой обладательнице ожерелья. В камнях есть память. Как и в Звезде. И только в них… Мир забыл. Никто из живущих не помнит. Горло Эрмины на миг сжимается. Она бы хотела не помнить того, что не помнила бы, если бы Звезда не рассказывала ей бесконечный рассказ, вновь и вновь повторяя во снах картины из жизни своего любимого мастера. В этих видениях тот, кого ненавидело всё человечество - и сама девушка - вновь и вновь представал таким, каким был некогда - в те времена, когда душа его была чиста, как звёздный свет. Вновь и вновь холодный и острый, как сталь, но светлый, как Серебро, взгляд глядел из глубины веков в глаза Эрмины. "Пройти по моим следам"… - шелестело эхо холодного, прозрачного, давно умолкшего голоса. "Пройти по моим следам… И не оступиться, не упасть…" Сияющий свет его души согревает, даже будучи холодным. Его всевидящий взгляд исцеляет скорбь, даже являясь лишь памятью о взгляде. Его серебристый смех… Эрмина делает судорожный вздох, проглатывая ком в горле. Нет. Она впивается взглядом в хрусталь ожерелья, и ладонь стискивает нитку прозрачных камней. Вот - единственные слёзы, которые мне положены! Память человеческая и человеческий рассудок знают лишь о чудовище, но память Звезды навеки запечатлела ангела, и невозможно не видеть, не знать… Довольно. Эрмина Иллери натягивает на руки чёрные кружевные перчатки, и, долго глядя в свои чистейшего цвета глаза, повторяет клятву, которую она даёт сама себе каждое утро. Её воля - не смотреть, ибо не видеть она не может. Её воля тверда, её волосы темны, как ночь, а глаза - голубые, как очень высокое небо. Лёгким движением набросив узорную чёрную шаль, Менталистка, не оборачиваясь, выходит из своих покоев. В городе занимается утро. Империя приветствует новый день трудов в неустанном движении к совершенству.
про то, как пришёл этот текст... Пока мои братья гуляют в разных исторических местах и смотрят на красивое (кто - на Кёнигские улочки, кто - на Пирамиды), я как-то очень интересно, вообще с нетипичного ракурса, захожу в темы "Экспедиции". То есть, внезапно я написал кусочек текста из "Хрустального ожерелья". Что связывает шестнадцатую хронику с восьмой?.. Ну, вообще-то главное - богатый внутренний мир Звезды по имени Илле. Который я нежно люблю ) Шёл по улице и в рандоме выпала песня Халдейки "Я на стороне снега". Голос Халдейки похож на голос сестры. А песня... А песня похожа на состояние. И я увидел - момент из её жизни, она показывала. Мне. Хранителю. Что же, будем считать это нестандартным подходом к решению рабочих задач...
- Хочу джина! Эта фраза стала лейтмотивом последних дней. Выяснилось внезапно в разговоре, что брат (Альнара) тоже на днях пил джин, совершенно внезапно для себя, потому что вообще он его не любит. Кошусь на хрустальный браслет... И это - далеко не все спецэффекты. Абсолютно вся одежда не чёрного цвета для меня слишком светла. Музыка - снова Нау, снова Лакримоза, Эванессенс, Сирения... Внутри - незнакомое холодное спокойствие. Руки между тем уверенно и ладно выполняют дела, на которые в обычной жизни мне не хватает терпения. Сны... О. Сны совершенно психоделичны. Например Сегодня во сне я был инопланетной женщиной в условиях какого-то футористического мира, причём действие происходило на планете, которая по своей сути газовый гигант. Там был город над бездной, состоящей из газового нутра планеты, весь город был похож на огромный отель в духе хай-тек, с этажами, балконами, переходами между, там происходила какая-то жизнь и политика, женщина находилась типа как под домашним аресттом и пыталась оттуда свалить, в том числе методом выпрыгнуть с балкона в эту сгущающуюся сине-свинцовую газовую бездну далеко внизу, потому что умереть - тоже было выходом в её ситуации (самой ситуации я, по счастью, не помню), ещё снились всякие сны о восхождениях-нисхождениях по бесконечной космогонической лестнице, фрейдистский психодел о поедании совершенно несъедобных субстанций и другая менталистическая лирика. Илле, привет, я узнаю архитектуру снов, навеянных этой Звездой. Наяву через сознание скользят эпизоды из разных хроник, все про менталистов. Вчера я очнулся вынесенный совершенно, в полностью изменённом состоянии сознания, в котором общался с моей семьёй весь день. Альнара отметил, что я не в себе, Маша подумала, что я устал и плохо себя чувствую, Шэллз выяснял, каково мне и как помочь, А.В. прижимал к сердцу и гладил. Я ощущал себя примерно как человек в глубоком экзистенциальном кризисе, и лишь в ночи до меня дошло, что это состояние - оттуда же, откуда желание выпить джина. Пора писать книгу, очень пора. Писать, тем временем, взялся Шэллз. Он продолжает "Историю Монкуле", а именно, видение о возвращение Менталиста в Хэппи Энде. Вероятно, этот текст войдёт в 22-ю, а не в ИМ, но посмотрим, как пойдёт.
Так давно за кормой угас свет всех огней, Милосердною тьмой скрытый прочь с наших глаз, Здесь, под тёмной водой, пробуждается зверь – В глубине океана и в каждом из нас. Не смотрите в лицо, вы не узнаете черт, Опасайтесь уснуть на виду у луны, И пойти, куда скажет полуночный свет, И запомнить, о чём эти странные сны. Не смотрите в глаза – вас обманет мой взгляд, Уведёт дальше гребней на зыбких волнах, Нет, смотрите на сталь – смотрите на сталь, Смотрите только на сталь В моих ловких руках. Пальцы вертят клинок, блик скользит вдоль клинка, Острым холодом – память, не дрогнет рука, Всё, что кроме молчанья в ответ на вопрос – Ледяное сиянье Темнейшей из Звёзд. Вот он – курс через наш с вами Меридиан, Кто стоит у штурвала и где капитан?.. Мы одни, мы вне тел, мы идём по воде… Экспедиция в край под названьем «Нигде».
Вздымаются волны - неспешно и гордо, как вехи пути. По левому борту, по правому борту… А что впереди? Дойти до земли или сгинуть в пучине В стотысячный раз? А море смеётся, дробясь в глубине Фиолетовых глаз.
В пасть к чёрту - не страшно, Над волнами - башни, Рассудку - не верь. Страшней вспомнить то, Что утратил однажды, Открыв эту дверь. Прочь - годы и мили, Уже всё решили, Здесь - верный ответ, Здесь - бездна под килем, Но тёмный свет Илле - Отпустит ли? - Нет…
На фресках в музее - Снега Альтассеи, Герои легенд… Скажи, капитан моей злой одиссеи, Что там - хэппи энд? Мне б за борт - и нету, Сойти бы с планеты, Не эта фигня. Но кто же с тобою Пойдёт на край света - Кто, если не я?
Надо торопиться. Это мысль, вернее, ощущение, с которым я проснулся сегодня утром - без будильника, резко, будто меня аккуратно разбудили и ушли. Ещё, почему-то, в голове на момент пробуждения бродило одно моё стихотворение времён начала моей актуализации (2006 год). Кажется, оно звучало (или упоминалось) во сне, которого я не запомнил. Стих, написанный после Эпизода с Зеркалом, весной 2006 года. Крутило мня тогда так, что стандартными словами, к тому же спустя 10 лет, - не опишешь, и на всём этом фоне в голове вспыхивали стихи - неаутонтичные, т.к. были только эмоции, причём неизвестно, кого из нас и в какую из эпох мира. Происходившее тогда я помню очень плохо. И о существовании этого стихотворения забыл напрочь - с чего бы оно вдруг сейчас всплыло в сумеречном состоянии и так ярко...
Мою боль ты не примешь – но я о том не попрошу. Попрошу об другом… Об одной лишь улыбке твоей. И о локоне светлых волос, что с собой унесу, Мне недолго осталось идти до скрещенья путей.
Обо мне не печалься – извечною Волей храним, И последнею песней восславлю свои Небеса. Эта песнь – лишь моя, и её допою я один. Мне недолго осталось. Я выскажу всё до конца.
И в ней каждое слово искуплено будет сполна – Каждой раной и каждою болью. Но близко черта. И до самого дна почти выпита чаша моя. Мне недолго осталось. Я вижу златые врата…
Я дойду, доплетусь, а потом – Боже мой, а потом – Я не вспомню, где падал, и в чём ошибался, дурак, И откроет мне двери когда-то покинутый Дом, Мне недолго осталось. Мне скоро дадут этот знак.
Разомкнётся завеса, разверзнется холод и муть, И сойдутся крестом неминучие стрелы дорог. Он почти уже пройден – тернистый и путаный путь… Мне недолго осталось. Я вижу родимый порог.
Я тебе не скажу, как я жду молчаливую весть! Только ты не печалься. Махни на прощанье рукой – Я с собою навеки возьму этот краткий твой жест… Мне недолго осталось. Меня скоро примут Домой.
upd Стих - от лица Инвина, обращение - к Реми (Эскарему), события - хроника "Серебро и Чернь".